После всех этих лет

Пока Алекс расслаблялся в объятиях Бена, я бросила «Подозрительной» взгляд, намекавший, что это сугубо личная семейная ситуация. Она захлопала ресницами. Тогда я сказала:

— Если не возражаете, мне бы хотелось побыть со своими сыновьями наедине.

Кажется, она поняла. Пробормотав, что ей надо позвонить пациенту с сыпью на руках, она вышла.

Я взяла детей за руки. Рука Бена, большая и сильная, кожа шершавая от частого мытья в больнице. Рука Алекса меньше, изящная. Мозолистые от игры на гитаре пальцы, как у всех музыкантов тяжелого рока. Я быстро осмотрела его. На нем была поношенная майка, на груди из двух дыр торчали волосы.

— Алекс, — сказала я.

— Да-а.

— Несмотря ни на что, я бы просила тебя надеть на похороны галстук и пиджак.

— Несмотря ни на что? А что еще может произойти?

— У мамы есть небольшая проблема.

— У мамы — большая проблема, — перебила я. Я рассказала о моем свидании с Гевински в полицейском участке. Алекс опустил голову, изучая свои ботинки. Бен, обхватив голову руками, сел на кушетку. Когда я увидела, что плечи его дрожат, я поняла, что он рыдает. Я села рядом; обняла его и погладила его мягкие волосы.

— Успокойся, Бенджи.

— О, мама! Что ты собираешься делать? — спросил он.

Я посмотрела на Алекса. Он подошел и сел с другой стороны.

— Я не знаю, что делать.

Мы молча сидели несколько минут.

— Не могу поверить в то, что произошло, — сказала я им. — Я должна поговорить с адвокатом. Стефани обещала помочь.

— Как они могут арестовать тебя? — настаивал Алекс. — Это глупейшая, черт возьми, ситуация, о которой я когда-либо слышал.

Глаза его блестели. Вероятно, он сдерживал слезы. А может, был зол на что-то. Понять его было трудно. В нем было не только физическое сходство с Ричи — Алекс многим походил на отца. Алекс был душевно тоньше, и если он не чувствовал к вам доверия, вы никогда не смогли бы подобрать к нему ключик. Ричи был единственным, кто хорошо понимал его; называя хитрым маленьким чудовищем. И отец, и сын были прирожденными спортсменами, соблазнителями, людьми, не слишком мучимыми угрызениями совести. Ричи никогда не понимал, как сильно Алекс любил его. И на этом, как считала я, сходство заканчивалось. Самым сильным чувством Ричи была страстность. Алекс же обладал нежным любящим сердцем.

Конечно, Бен тоже любил отца. И пока его спортивные успехи и учеба не доставляли Ричи хлопот, он был достаточно милым мальчиком, чтобы привлечь внимание отца.

— Алекс, относительно того последнего разговора с папой… — спросила я. — Когда это было?

— Когда он обозлился на мою выходку с карточкой Американ Экспресс. Месяца два назад.

— Он не писал тебе?

— Только раз. И должен заметить, там говорилось, что, если я не покончу со всем этим дерьмом…

— Ты не должен говорить так.

— Ма, ты же знаешь это слово.

— Конечно, знаю. Но ты не должен употреблять его при мне.

— Хорошо, мама. В письме говорилось, что, если я не исправлюсь, он не только перестанет поддерживать меня материально, но лишит меня наследства. — Помолчав, он поинтересовался — Он сделал это?

— Нет. Теперь послушайте, вы оба. Я не хочу расстраивать вас еще больше, но вы должны знать все.

Мальчики кивнули.

— Надеюсь, мне не надо убеждать вас в том, что я не убивала вашего отца?

— Не говори глупостей, — сказал Бен. Алекс накрутил на палец прядь своих волос.

— Ты не понимаешь, ма!

— Чего я не понимаю!

— Того, что раз Гевински считает тебя убийцей отца, он не будет тратить время на поиски настоящего.

— Я понимаю это.

— Боже! — воскликнул Алекс, — тогда дело будет закрыто навсегда.

Я отправила мальчиков наверх позвонить сестре Ричи Кэрол по поводу похорон, Я сидела так тихо, что чувствовала, как кровь пульсирует по всему моему телу. Я услышала, как дедушкины часы пробили четверть.

Около семи часов Касс, Стефани и Маделейн принесли ужин. Приготовление его Стефани, естественно, взяла на себя. Касс помогала накрыть на стол, Маделейн раскладывала салфетки. Она свернула одну цилиндром и поставила ее на стол. Салфетка согнулась и упала.

— Как мужской член, — воскликнула Маделейн.

— Очень остроумно, — заметила Касс. Несколько лет назад она познакомилась с Маделейн в библиотечном комитете. Она почта не знала ее — знала только, что та заядлая читательница. И когда Маделейн спросила, не хочет ли она присоединиться к нам троим для прогулок, Касс согласилась: почему нет? — хорошая, компания. Маделейн тщательно подбирала для нас книжное обозрение, звонила, предупреждая, что кто-то из наших любимых писателей будет давать интервью по кабельному телевидению. Иногда, когда мы проходили какое-нибудь красивое место, она вдруг замирала, пораженная красотой природы. Мы продолжали путь, и она цитировала: «Нет фрегата лучше книги…». После развода, два года назад, она стала цитировать только свою собственную поэзию.

— «Моя свадьба», — внезапно произнесла она.

— Это твоя новая поэма? — спросила я, с трудом пытаясь скрыть страх и неприятный тембр своего голоса.

— Да. Но это не только о моей свадьбе.

— Просматривается определенная закономерность, — сказала Касс утомленно.