После измены

— Думаю, это будет не очень комфортно. Это, наверное, странно.

— Я бы не хотел, чтобы ты сейчас разбиралась с маршрутами и способами добраться или находилась одна в такси.

На самом деле остаться сейчас одной мне хочется меньше всего. Разговаривать нет желания ни с кем, но просто чтобы кто-нибудь находится рядом…

— Скажи, как будет лучше сделать.

— Езжай к моим родителям. У тебя будет отдельная комната. Если тебя хоть что-то не устроит, я сам буду решать, — твердость в его голосе кажется мне хорошим знаком. Йохан строго смотрит на отца.

— Даша согласна погостить у вас. Я приеду за ней, как только меня выпишут, — уверенно заявляет переводчик. Затем Йохан переходит на английский. — Как всегда? Без долгих прощаний?

— Да. На связи.

Намекаю, что было бы неплохо, если бы он мне позвонил. Вдруг сам не додумается.

Но Йохан в ответ на слабые покусывания лишь наигранно прищуривается. Ура! Мы снова понимаем друг друга без слов.

По пути к родителям Йохана разговариваем мы с Нохом мало.

На пороге его уютного дома меня охватывает неловкость. Может, правда в гостиницу надо было? Но нет. Мало ли что? А если живот схватит? Боль придёт. Нет, быть сейчас одной в незнакомой стране — это самое плохое решение, которое может быть. Уж лучше с Нохом за стенкой. Кажется, на него действительно можно положиться.

Гостеприимный хозяин уже предупредил супругу о нашем скором приезде.

Не ожидаю ничего особенного, но вот как только распахивается дверь, меня почти сносит маленький ураган, обнимая за ноги.

Алисия.

Глава 37

— Привет!

Детскому веселому голосочку не удаётся скрасить душевную боль. Особенно когда рядом начинает энергично скакать Сенатор и с пустой надеждой вынюхивать воздух позади меня. В конце концов пёс, разочарованно скуля, отворачивается и ложится на пол у дивана.

Догадываюсь, кого он преданно ждёт.

Мы стоим на пороге, даже в гостиную не прошли, но атмосфера этого дома, близкие Йохана и страдальческие взгляды обнажают скрытые чувства.

Перевожу печальный взор на милое личико. Глажу Алисию по голове. Чтобы обнять ее, присаживаюсь на корточки.

— Прости, Йохан не смог приехать, — с грустью отмечает малышка. — Мама сказала, что он болеет. Но как только поправится — он сразу соберётся к нам!

Обнимаю ее, потому что горячий ком обжигает горло изнутри. Торопливо смаргиваю слёзы, стараясь искоренить дрожь из голоса.

— Да, я знаю, — слегка отстраняюсь, кладу ладони на детские плечики. Алисия, как всегда, в красивом платье, на голове корзинка из белых локонов. Йохан так не умеет. Он волосы в слабый хвостик заплетает, каждый раз морщась, когда приходится племяннице поправлять прическу.

С Ребеккой видимся впервые. Она дружелюбно здоровается, Питер переводит ее слова своевременно, профессионально. Я слабо отвечаю на приветствие, чувствую себя скованно. С мамой Йохана нас уже представляли друг другу на приёме, но сейчас словно знакомимся заново, уже совсем в ином качестве. Я не просто гостья их близких друзей. Я возлюбленная одного из самых родных для неё людей. Мне страшно представить, что она пережила, когда узнала ужасные новости. Что сын ее в реанимации. И он борется с серьёзной болезнью.

Мы смотрим друг на друга с сожалением, в ее глазах неизмеримая боль и скорбь. Но все же надежда ярче.

Не обмениваемся даже приветствиями. Женщина просто молча меня обнимает, прижимает к сердцу. Тихо просит чувствовать себя как дома и обращаться к ней, если мне что-то понадобится.

— Мы очень рады, что ты смогла приехать.

Не понимаю, какие эмоции сейчас вызывает его семья. Вижу только, что все они как на иголках. Все в напряжённом ожидании.

Я настолько вымотана, что благодарю хозяйку и прошу разрешить мне прилечь. Говорю, что устала невыносимо, и поднимаюсь наверх вслед за ней.

Не хочу ни с кем вести беседы.

Меня аж трясет, когда я вспоминаю взгляд Йохана. Раненный. Неверящий. Потрясённый до невозможного.

Йохан звонит почти сразу, как только я сворачиваюсь калачиком на кровати и ласково поглаживаю живот. Ничего, малыш. Мы вытянем папку. Мы же его любим…

— Алло.

— Как дела? — звучит бодрый голос.

— Все в порядке. Я у твоих родителей. Лежу отдыхаю. Сегодня насыщенный день. А у меня тут целая невостребованная кровать.

Тишина замирает в трубке. А я посмеиваюсь.

— Ты позвонил, чтобы молчать? — мечтательно разглядываю идеально белый потолок.

— Представляешь, я не знаю, что тебе сказать, — отвечает, и я слышу, что он улыбается. — Скучал дико… Даша, прости. Пожалуйста, прости. Я после приступа посчитал, тебе только хуже со мной будет. Что…

— Не надо. На самоедство, — не помню, как это слово звучит на английском, поэтому произношу на родном языке, — у тебя много времени было. Со мной не надо.

— Что, прости?

— Неважно. По тебе тут все скучают. И ждут. И даже Сенатор не скачет по мебели.

— Потому что знает: получит за это, как вернусь.

— Все знают, что ты вернёшься.

Твердость фразы оглушает обоих.

Болтаем ещё немного, а я уже чувствую, как меня клонит в сон.