Читаем После Аушвица полностью

Теперь, когда я стала больше рассказывать и писать, интерес к антикварному бизнесу начал пропадать. Мне хотелось, чтобы мое новое занятие приобрело большое значение, а не осталось лишь способом эмоционально освободиться.

Должна сказать, что на этом пути меня постигли неприятности. После того как американский вариант моей книги вышел в издательстве «Св. Мартина», некие люди из Санкт-Петербурга, штат Флорида, пригласили меня поговорить с ними. Это было мое первое выступление в Америке, и я невероятно волновалась.

Я прилетела с Элизабет Равазио, и мы с нетерпением ожидали в нашем отеле, что же произойдет дальше. Я предполагала, что кто-то приедет, расскажет мне о том, как будет проходить вечер и успокоит меня, но никто не появился. В конце концов кто-то приехал и оставил нам записку с указанием времени, когда нас пригласят, но в ней ничего не говорилось о самом вечере. Прошло два дня, и мое беспокойство росло. В день выступления мы приехали на место, и ведущий сказал нам, что я «неожиданный гость», и направил меня к какому-то шкафу, где пришлось ждать, пока меня не позвали.

Я успокаивала себя, представляя, что небольшая группа дружелюбных людей ждет по ту сторону двери. Затем ведущий вернулся и проводил меня в аудиторию, наполненную сотнями людей, с нетерпением ожидавших рассказа некой леди из Англии.

Мой разум полностью опустел, и в горле пересохло. Я глубоко вдохнула и поспешила кратко изложить свою историю. Очень кратко. Потом у меня кончились слова. Я посмотрела на часы. Хотя казалось, что прошло много времени, я проговорила только десять минут!

– Ну, вот и все. Спасибо вам большое, – подытожила я и ушла, оставив безмолвствующих зрителей в одиночестве.

После этого случая я, по советам близких, попыталась отмечать основные пункты своей предполагаемой речи, но это не сработало, так как когда я начинала говорить, то уже не могла вспомнить, что связывает эти пункты и как их соединить друг с другом в логическую цепочку.

Единственным вариантом оставались медленные попытки собирать мой рассказ воедино, с небольшими заминками – и научиться доверять аудитории, чтобы понять, что в данный момент мы объединены общим делом. Теперь я никогда не записываю заранее текст своих выступлений, поэтому никогда в точности не могу их повторить, и я обнаружила, что так мне легче вести рассказ. Я могу поведать публике о том, как меняются мои размышления о прошлом, и в один момент я поняла, что действительно устанавливаю мысленную связь с этими людьми, разговаривая с ними почти как с друзьями, и объясняя им, что именно значат для меня прожитые события.

Рассказывая о своей жизни, я выступала против предрассудков и призывала к терпимости, но мне также хотелось вместе с другими людьми создать нечто большее, чем просто разрозненные воспоминания переживших нацизм.

Одной из областей, в которой я могла бы использовать свой опыт, был Фонд Анны Франк в Великобритании. Проведение временной выставки, перевезенной из Амстердама, оказалось дорогостоящим и сложным делом, а тогда она была крайне востребована. Ян Эрик собрал небольшую группу энтузиастов в Великобритании, чтобы запустить выставку, но сначала мы не могли найти нужных людей, которые помогли бы расширить нашу работу. В апреле 1989 года мы посетили выставку в Борнмуте, и там я познакомилась с тремя людьми, которые на долгие годы стали стержнем Фонда Анны Франк.

Би Клаг, мой знакомый, стал Почетным Президентом Жизни. Раввин Давид Сотендорп (сын раввина из синагоги, которую посещали мама с Отто в Амстердаме) взял на себя роль учредителя. Он также познакомил нас с восторженной молодой женщиной по имени Джиллиан Волнс, которая согласилась быть нашим первым секретарем, а затем стала основателем и исполнительным директором. Джиллиан приступила к управлению фондом с огромной энергией и преданностью, и она доныне занимает свой пост. Вместе мы видели, как работа Фонда Анны Франк распространяется по всей стране, от соборов до тюрем, охватывая миллионы людей.

Учреждение фонда в Великобритании и поездки по стране с выступлениями дали мне цель в жизни и чувство удовлетворения. Вряд ли я могла желать большего, но вот-вот должен был проявиться новый, совершенно неожиданный аспект моей биографии: спектакль о моей жизни.

<p>26</p><p><strong>Спектакль</strong></p>

Этот спектакль ставит вопросы. Некоторые из них, кажется, невозможно озвучить. По общему признанию, на многие из них нет ответа. Тем не менее это не умаляет важности задавать вопросы.

Джеймс Стилл, автор книги «А потом они пришли за мной: вспоминая мир Анны Франк»
Перейти на страницу:

Все книги серии Холокост. Палачи и жертвы

После Аушвица
После Аушвица

Откровенный дневник Евы Шлосс – это исповедь длиною в жизнь, повествование о судьбе своей семьи на фоне трагической истории XX века. Безоблачное детство, арест в день своего пятнадцатилетия, борьба за жизнь в нацистском концентрационном лагере, потеря отца и брата, возвращение к нормальной жизни – обо всем этом с неподдельной искренностью рассказывает автор. Волею обстоятельств Ева Шлосс стала сводной сестрой Анны Франк и в послевоенные годы посвятила себя тому, чтобы как можно больше людей по всему миру узнали правду о Холокосте и о том, какую цену имеет человеческая жизнь. «Я выжила, чтобы рассказать свою историю… и помочь другим людям понять: человек способен преодолеть самые тяжелые жизненные обстоятельства», утверждает Ева Шлосс.

Ева Шлосс

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука