Читаем После Аушвица полностью

Однако Отто признал свою несправедливость в одном вопросе. До публикации «Дневника» в своей записной книжке и переписке он часто рассказывает об обеих дочерях, не делая различий между Анной и Марго. Возможно, он оказывал одной из них больше внимания, как это делают многие родители, но никаких доказательств этого нет. Он часто пишет о Марго, ее интересах и характере. Однако после успеха «Дневника» его мысли обратились почти исключительно к Анне – и он редко упоминал Марго или свою первую жену Эдит.

«Дневник» и наследие Анны стали его жизнью, и, хотя все любили с ним общаться, он мало интересовался людьми, которые не были заинтересованы в Анне Франк. В нашем собственном доме он часто использовал Анну в качестве примера, когда беседовал с моими детьми, говоря: «Анна не поступила бы так…», если они делали что-то неправильно или он думал, что они могли бы вести себя по-другому. Я могу понять, как сильно он хотел сохранить Анну в живых и убедиться в том, что Кэролайн, Джеки и Сильвия знали о ней все, но иногда их это нервировало. Иногда он даже называл одну из девочек «Анной».

Наша младшая дочь Сильвия всегда просила меня спать вместе с ней в одной кровати, когда мы приезжали в квартиру мамы и Отто, потому что она чувствовала там присутствие «жуткого» призрака.

«За несколько недель до приезда я начинала испытывать страх, что мне придется жить в этой квартире, – говорит она. – Там было как в музее, и я даже называла Базель “городом-призраком”».

Что касается девочек, Отто стал им дедушкой, но иногда им хотелось, чтобы он уделял внимание исключительно им.

– Он учил нас кататься на коньках и велосипеде, – рассказывает Сильвия, – но я чувствовала, что между нами есть барьер. Мы всегда знали, что каким-то образом заняли второе место в жизни Отто с бабушкой – после Анны Франк. Может быть, именно я возвела этот барьер, но я чувствовала, что мы всегда должны были в глазах Отто соответствовать Анне.

Будучи взрослой, я понимала, насколько мы выиграли от того, что Отто появился в нашей жизни. Он помог мне во многих отношениях, когда я чувствовала себя потерянной в этом мире, мягко направив меня в нужное русло. Я часто думала: наверняка Отто придает значение тому, что я выжила, а его собственные дочери погибли, но могу сказать честно, что он никогда не показывал этого за все время нашего знакомства. Он относился ко мне со всей заботой и вниманием, будто я была его плотью и кровью.

Если я иногда сердилась на кого-то, то на маму, а не на Отто. Когда Отто помог нам с кредитом для покупки дома в Эджваре, он попросил разрешения использовать нашу гостиную как спальню и кабинет, когда они будут приезжать Лондон. Они проводили с нами три месяца в году, и я с нетерпением ждала их приезда, планируя отправиться с мамой по магазинам или пообедать. Но меня раздражало, когда эти планы откладывались или отменялись из-за того, что мама с Отто решали продолжить отвечать на письма или решать какой-либо другой вопрос, связанный с дневником. Я планировала обед и поход по магазинам, а затем с тревогой слушала утреннее тиканье часов, пока Отто с мамой обсуждали сначала одно письмо, затем другое.

– Ты готова? – спрашивала я, видя, что время нашего совместного обеда приближается.

– Еще одно письмо, – отвечала она. – Мы еще успеем добраться до магазинов.

Время проходило, обед откладывался, и я снова их перебивала. «Нам уже действительно пора», – говорила я.

Но мама бросала взгляд через стол на Отто, и он беспомощно указывал на кучу неотвеченных писем – и еще одна поездка отменялась.

Мама всегда ставила свои отношения с Отто на первое место, и иногда мне хотелось требовать от нее больше внимания. В 1968 году, к моему большому удивлению, я обнаружила, что беременна четвертым ребенком, но беременность была трудной с самого начала. Я страдала от колита и пошла к врачу, который провел ужасно болезненное внутреннее обследование.

Тем же вечером случился выкидыш, и меня увезли в больницу, а моя подруга Анита приходила присматривать за детьми. Цви уехал в Израиль по делам на несколько недель, но мама с Отто должны были скоро приехать из Дании. Я пролежала в больнице несколько дней, чувствуя усталость и волнение за девочек. В этот момент мне очень хотелось, чтобы мама была рядом.

– Мама, пожалуйста, приезжай ко мне, – просила я ее по трескучей телефонной связи с Данией. – Я хочу, чтобы ты приехала, ты мне нужна.

– Это очень сложно, – отвечала она. – Ты знаешь, что мы должны пробыть здесь еще несколько дней, у них все запланировано… И что бы делал Отто тут без меня…

Она приехала через три дня после окончания визита в Данию, и тогда мне очень хотелось, чтобы мама поставила меня на первое место.

Несмотря на мое негодование по поводу этого инцидента, мы замечательно провели время вместе. Мы всегда вместе отмечали мой день рождения, день рождения Отто (12 мая) и день рождения мужа тети Отто, Сильвии. Дети писали и разыгрывали сценки, сыпля шутками под аккомпанемент низкого, хриплого маминого смеха.

Перейти на страницу:

Все книги серии Холокост. Палачи и жертвы

После Аушвица
После Аушвица

Откровенный дневник Евы Шлосс – это исповедь длиною в жизнь, повествование о судьбе своей семьи на фоне трагической истории XX века. Безоблачное детство, арест в день своего пятнадцатилетия, борьба за жизнь в нацистском концентрационном лагере, потеря отца и брата, возвращение к нормальной жизни – обо всем этом с неподдельной искренностью рассказывает автор. Волею обстоятельств Ева Шлосс стала сводной сестрой Анны Франк и в послевоенные годы посвятила себя тому, чтобы как можно больше людей по всему миру узнали правду о Холокосте и о том, какую цену имеет человеческая жизнь. «Я выжила, чтобы рассказать свою историю… и помочь другим людям понять: человек способен преодолеть самые тяжелые жизненные обстоятельства», утверждает Ева Шлосс.

Ева Шлосс

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука