Если же на свет появится мальчик, то, уверена, у него будет такой же твердый характер, как и у отца, несгибаемая воля и острый ум.
- Жаль, Леста не дожила до рождения малыша, - печально промолвила принцесса. - Она так мечтала нянчить наших с Воллэном детей.
Леста - эмпатия, вырастившая и воспитавшая Эдель. Для принцессы она была как мать. Да и в моем сердце колдунья занимала не последнее место. Война забрала эту мудрую женщину, Леста погибла во время битвы с демонами, а нам так и не удалось смириться с тяжелой утратой.
- Знаешь, мне кажется, что она всегда рядом. Леста станет для твоих малышей ангелом-хранителем и будет оберегать их, - попыталась я приободрить Эдель и поспешила перевести разговор в другое русло, ведь нашей принцессе ни в коем случае нельзя было нервничать и печалиться. Правда, выбор новой темы для обсуждения оказался не самым удачным. - Эдель, ты что-нибудь слышала о… негрезии?
Рука эмпатии, потянувшаяся за очередной сахарной карамелькой, замерла в воздухе.
- Где ты об этом вычитала?
Я потупила взгляд, мысленно подбирая подходящее объяснение своему любопытству. Рассказывать о сне не хотелось. Возможно, это было всего лишь последствие памятной прогулки по подземелью. Насмотрелась на портреты давно умерших эмпатов, надумала всякого, вот и приснилась чушь. По крайней мере, я все утро себя в этом убеждала.
- О негрезии вскользь упоминалось в одной книге, но я так толком и не поняла, что означает это слово, - ответила после неловкой паузы.
Эдель нервно побарабанила пальцами по лаковой поверхности маленького круглого столика, возле которого мы сидели.
- Если не ошибаюсь, это одна из древних казней. Но, честно говоря, не припомню, чтобы кого-нибудь к ней приговаривали.
- И что же это за казнь? - не отставала я.
- Заклятие негрезии превращает душу в хрупкое вещество, затем ее расщепляют на сотни осколков. Считалось, что осужденный будет испытывать вечные муки и никогда не сможет обрести покой, даже после смерти.
- Жестокое наказание…
Эдель поежилась, будто от холода, хотя солнце уже находилось в зените и жарило вовсю. Палящие лучи проникали в комнату, в их золотом сиянии танцевали крохотные, похожие на сверкающие алмазы, пылинки.
- Не просто жестокое. Чудовищное! Даже Эрота, едва не погубившего наш мир, старейшины лишили жизни, но не посягали на его душу. Не представляю, что нужно совершить, чтобы заслужить такую кару.
- Да, это должно быть что-то из ряда вон выходящее. Преступление века или веков… - пробормотала я, но Эдель уже меня не слушала.