Послание из тьмы

И еще она откуда-то знала, что по ту сторону кладбища окажется в безопасности. Тем, которые встали из могил, есть ход в храм Божий – во всяком случае, в ночь на Рождество, – но вот в город, место обитания живых, им нет хода даже тогда.

И ее не настигли, хотя пару раз старая Марта уклонялась от своих преследователей буквально чудом.

Миновав кладбищенскую ограду, женщина не остановилась, хотя и чувствовала, что силы ее старого тела уже на исходе. Она как раз пробегала мимо ратуши, когда услышала, как на ратушной башне бьют часы. Они отмерили двенадцать ударов. А поскольку это явно был не полдень, то значит – полночь.

Фрау Марта подняла взгляд к небу – впервые с того момента, как шагнула за порог своего дома. И увидела луну. И все поняла.

Медленно-медленно, оступающимся стариковским шагом, побрела она домой. Поднялась к себе в комнату. Опустилась в кресло.

Все было, как прежде, – только сейчас на кровати не лежала ее шубка, последняя нарядная одежда старой Марты, подарок ее покойного мужа…

* * *

Ее домашние поднялись рано утром: даже не будучи такими уж усердными прихожанами, на Рождество они, конечно, посетить церковь собирались. Единственное, что их удивляло – куда делась «старая хозяйка». Всем было хорошо известно, что фрау Марта обязательно намеревается выйти к заутрене первой, а уж по причине особой набожности, потому, что так положено, или чтобы вызвать у ландсбергских прихожанок зависть при виде дамаскетовой шубки – это другой вопрос. Но Марта, судя по всему, так до сих пор и не покидала своей комнаты на верхнем этаже.

Родственники деликатно постучались к ней. Не получив ответа, постучали сильнее и решительнее. Затем, немного посовещавшись, решились взломать дверь.

Они застали старую Марту живой и в полном сознании, хотя и страшно ослабевшей. Она еще успела рассказать им эту историю, целиком и во всех подробностях. А потом смежила веки – и… воссоединилась с теми, кого видела во время церковной службы незадолго до полуночи.

Сперва все сочли ее рассказ предсмертным бредом. В него не поверили даже после того, как убедились, что прекрасной дамаскетовой шубки на беличьем подбое нигде в комнате нет, а ведь было отлично известно, как бережно относится фрау Марта к этому последнему из своих сокровищ. Но потом эту шубку все-таки нашли. И отнюдь не в комнате, даже не в доме.

Ее, а точнее, то, что от нее осталось, обнаружили на церковном кладбище. Плотный дамаскет был буквально истерзан, разорван на множество клочков вместе с мехом – и каждый такой клочок лежал перед какой-нибудь из могил. Словно эти обрывки побросали в досаде, уходя.

Вот, собственно, и вся история. О лунном свете, нарядной шубке и одиночестве.

Да, еще о сдержанном обещании тоже. И о милосердии.

Потому что муниципального советника Филиппсборна с тех пор больше не встречал никто и никогда.

Фрэнсис Марион Кроуфорд

Кроуфорд – американский писатель, чья судьба в какой-то степени перекликается с историей Роберта Чемберса: выходец из очень культурной и довольно обеспеченной среды, возлюбивший Европу (в случае с Кроуфордом – еще и Индию, а заодно уж и Англию, к которой многие американцы испытывали предубеждение), получивший там образование и проведший значительную часть жизни, так что именно на европейских подмостках разворачивается действие большинства его произведений. Это в определенном смысле понятно: для писателей и исследователей с такой широтой кругозора американская культурная жизнь конца XIX века сплошь и рядом оказывалась бедноватой.

Как и многие другие «коллеги по судьбе», он стремился разделять свои ипостаси, хотя не прибегал для этого к разным псевдонимам: вот «восточный» цикл реалистических романов и примыкающей к нему сказочной фэнтези, вот «итальянский» цикл (преимущественно научные труды и примыкающие к ним исторические романы, а также современные романы о сицилийской мафии – между прочим, до Кроуфорда никто о ней не писал!)… а вот «страшные истории о сверхъестественном»: рассказы и короткие повести, гораздо более свободно разбросанные в пространстве и времени.

Сейчас именно они считаются его главным литературным наследием, хотя сам Кроуфорд искренне полагал, что «итальянский» цикл важнее.

Призрак куклы

Происшествие было настолько ужасным, что первоклассная обслуга дома Крэнстонов мгновенно прекратила работать и замерла. Появился дворецкий, только вернувшийся из отпуска, где превосходно провел свой досуг. Два камердинера одновременно показались из своих расположенных напротив друг друга комнат. На парадной лестнице как раз находились няни, но лучше всех случившееся видела миссис Прингл, стоявшая на лестничной площадке. Миссис Прингл служила экономкой.

Что касается старшей няни, ее помощницы и няни-горничной, их чувства едва ли поддаются описанию. Старшая няня, ухватившись за мраморные перила, смотрела перед собой невидящим взглядом. Ее помощница, побледнев, замерла, прислонившись к полированной мраморной стене, а горничная, заливаясь слезами, опустилась у кромки бархатного ковра на лестнице.