Посейдон (ЛП)

Даже через этот шум, он слышит, как гулко бьется его сердце. Неужели и правда быстрее обычного? Он никогда не замечал этого раньше, поэтому сложно сказать. Он пожимает плечами, избавляясь от навязчивой мысли, и стучит в дверь, вытягиваясь по струнке. Я не должен этого делать. Это неправильно. Она все еще может принадлежать Грому.

Но когда Эмма открывает дверь, все снова становится на свои места. Ее маленькое пурпурное платье подчеркивает цвет ее глаз, делая их еще выразительнее.

— Прости, — говорит она. — Мама закатила истерику, когда я попыталась уйти из дому в джинсах. Мне кажется, она слегка старомодна. Ну знаешь, «Где б это видано было, чтоб девица в кино не в платье ходила?» сказала женщина, у которой у самой в шкафу ни одного платья.

— Она сделала мне одолжение, — отвечает он, пряча руки в карманы. Или же уделала меня.

* * *

Когда они купили билеты, Эмма тянет его к буфету.

— Гален, ты не против? — спрашивает она, ненавязчиво рисуя пальцем круг у него на руке, который отзывается жаром внутри него. Он распознает лукавую искорку в ее глазах, но так и не может понять, какую игру она решила затеять.

— Бери, что хочешь, Эмма, — отвечает он ей. С застенчивой улыбкой, она заказывает конфет, попкорна и газировки на семьдесят пять долларов. Судя по лицу кассира, семьдесят пять — это много. Если вся игра состоит в том, чтобы потратить все его деньги, он ее разочарует. Он прихватил с собой достаточно наличных, чтобы купить раз так в пять больше сладостей, по сравнению с этим. Он помогает Эмме донести два больших стакана с напитками, две корзинки попкорна и четыре коробки конфет на верхний ряд полупустого кинозала.

Оказавшись на своем сиденье, она открывает коробку и высыпает содержимое себе на руку.

— Смотри, сладкоежка, я нашла твои любимые, лимонные дольки!

Сладкоежка? Что за… Прежде, чем он успевает отвернуться, она отправляет три из них ему в рот.

Эмма ехидно хихикает, когда он морщится. Вставив соломинку в стакан, она передает его ему.

— Лучше хлебни этого, — шепчет она. — Запей конфеты.

Ему нужно было знать наперед. В напитке столько пузырьков, что они устремляются прямиком ему в нос. От того, чтобы зайтись кашлем, его удерживает только гордость. Гордость и застрявшие в горле лимонные дольки. Еще пара судорожных глотков и он наконец отправляет их в желудок.

Спустя пару минут, нескольких горстей липкого попкорна и остатков газировки, свет наконец-то гаснет, давая Галену передышку. Пока Эмма поглощена тем, что она назвала «глупыми превью», Гален извиняется и выскальзывает в туалет прочистить желудок. Эмма выиграла этот раунд.

Когда он возвращается на свое сидение, Эммы и след простыл, а все ее запасы еды остались брошены на произвол судьбы. Не важно, она первая начала войну. Так как его глаза видят в темноте лишь под водой, ему приходиться положиться на пульс, чтобы найти ее. Она сидит несколькими рядами ниже, на противоположном конце зала. Он занимает пустующее сидение рядом с ней и посылает ей вопросительный взгляд. Света от экрана хватает, чтобы разглядеть, как округляются ее глаза.

— Мы сидели напротив толпы детишек, — шепчет она. — Они слишком много болтали.

Он вздыхает и ерзает в кресле, устраиваясь поудобнее — похоже, это будет долгий вечер. Наблюдений за игрой людей в течении двух часов точно не доставит ему удовольствия. Но Эмма, кажется, и не собирается хоть немного расслабится. Как и он.

Стоило ему только клюнуть носом, как громкий звук раздается с экрана. Эмма вцепляется в его руку, словно он свесил ее со скалы. Она прижимается лицом в его бицепсы и стонет.

— Уже закончилось? — шепчет она.

— Кино?

— Нет. Та хрень, что прыгнула на нее. Она уже ушла?

Гален прыскает от смеха и высвобождает руку от хватки, обнимая ее.

— Нет. Тебе стоит посидеть так, пока я не скажу, что все закончилось.

Она поднимает голову, но в глазах у нее так и играет улыбка.

— Ловлю тебя на слове, и не важно, встречаемся мы или нет. Я ненавижу фильмы ужасов.

— Почему ты мне об этом не сказала? Все в школе чуть ли не слюной исходят по этому фильму.

Дама с соседнего сиденья выглядывает в проход.

— Шшш! — шикает она на них полушепотом.

Эмма устраивается поудобнее на сгибе его руки и зарывается лицом ему в грудь, как только продолжается фильм. Гален отмечает для себя, что люди могут заставить все выглядеть чертовски реальным. Он все еще не понимает, как Эмма может бояться, если она знает, что это всего лишь актеры, получающие зарплату за то, что они орут, как ошпаренные лобстеры. Но кто он такой, чтобы жаловаться? Их убедительный спектакль удерживает Эмму в его объятиях почти целых два часа.

Когда кино заканчивается, он подгоняет машину к обочине и открывает дверь, как его научила Рейчел. Эмма принимает его руку, когда он помогает ей сесть внутрь.

— Как мы назовем нашу новую маленькую игру? — спрашивает он по пути домой.

— Игру?

— Твое «Скушай лимонных долек, сладкоежка!»

— Ах, да, — смеется она. — Как насчет… Тошнотик?

— Подходит. Понимаешь, что теперь твой черед? Я вот тут подумал, не скормить ли тебе живого краба.