- проговорил Стессель. - Оказывается, еще месяц тому назад Григорович получил сведения о предполагаемом на сегодня прибытии одного из пароходов с боевыми припасами и продовольствием, который должен был прорвать морскую блокаду. Он и появился у Голубиной бухты около полудня. Твои артиллеристы об этом ничего не знали и, когда пароход стал подавать сигналы, обстреляли его, решив, что он дает знаки японцам. Он отошел от берега, а тут к нему подлетел японский миноносец и увел с собой на виду у нас! Самотопы же появились лишь значительно позже. Так и пропали наши снаряды, а их там было несколько тысяч и сто тысяч пудов продовольствия.
- Арестуй немедленно, Анатолий Михайлович, всех адмиралов и перевешай как изменников, - вскочил с места Никитин. - Иначе я собственноручно их перестреляю.
- История столь невероятна, что заставляет меня сомневаться в ее правдивости, - отозвался Белый. - Моряки мне не рассказывали ничего подобного.
- Мы получили об этом подробное донесение от Романовского, - подтвердил Рейс.
- Я запросил адмиралов, - продолжал Стессель. - Представьте - они имели наглость обвинить во всем артиллеристов! Пароход, мол, должен был прийти вечером, а днем его никто не ждал, и крепости давно пора усвоить морскую сигнализацию.
- Во всяком случае, они должны были заблаговременно предупредить хотя бы Василия Федоровича, если это уж так секретно, - вмешалась Вера Алексеевна. Теперь ты, Анатоль, можешь потребовать, чтобы они поделились с крепостью своими запасами.
- Добром они этого не сделают, а применить силу - значит, начать в Артуре междоусобную войну, - ответил Стессель.
- Да, так или иначе, прозевали снаряды и продовольствие, которые помогли бы нам продержаться, по крайней мере, лишний месяц, если не больше, грустно проговорил Кондратенко.
- Тем лучше! Расстреляем все снаряды, кончится продовольствие, а с ним кончится для Артура и война, - живо проговорила генеральша.
- Ваши запасы, Вера Алексеевна, судя по сегодняшнему лукулловскому пиршеству, еще так обильны, что их хватит надолго, - заметил с улыбкой Кондратенко. - Вы уже отменили, Анатолий Михайлович, распоряжение Субботина о совместном размещении инфекционных больных и раненых? - обернулся он к Стесселю.
- Решил сначала поговорить с Балашовым. Фок уверяет, что это совершенно безопасно и только лодыриврачи не хотят возиться с больными.
- Подобное рассуждение граничит с преступлением. Надо в кратчайший срок исправить эту ошибку Субботина, - настаивал Кондратенко.
- Еще вопрос, ошибка ли это? Раз Фок настаивает, значит, здесь дело похуже, чем простая ошибка, - неожиданно отозвался Никитин, успевший основательно нагрузиться коньяком и водкой.
- Выпил ты лишнее, Владимир Николаевич, потому и несешь такие нелепости!
- резко остановил Стессель своего приятеля.
- Ну, пора, - встал Белый, - а то уже час не ранний.
Все стали прощаться. Кондратенко и Науменко пешком отправились к себе.
Звонарев предложил заехать за Варей в Сводный госпиталь.
- Быть может, она свободна и пешком отправиться домой в такую вьюгу и темень побоится.
Генерал немного поворчал, но потом все же согласился. Варя оказалась занятой в операционной и появилась лишь через несколько минут. Увидев отца, она торжественно заявила, что сейчас ассистировала при тяжелой операции.
- И оперированный, конечно, умер на столе? - улыбнулся ее восторгу Звонарев.
В ответ Варя обдала его леденящим взглядом и попросила не вмешиваться в ее разговор с отцом.
- Не дури, Варвара! Прежде всего поздоровайся с Сергеем Владимировичем, остановил ее Белый.
- Извините меня, пожалуйста, Сергей Владимирович. - И девушка карикатурно низко присела, одновременно презрительно глядя на прапорщика.
- Не можешь без глупостей? - окончательно рассвирепел Белый. - Одевайся, поедешь со мной домой.
- Но, папа, я занята! У меня еще одна операция.
- Что ты за знаменитый хирург?! И без тебя обойдутся, марш за пальто!
Варя вспыхнула, но возражать не посмела. Когда размещались в экипаже, генерал заставил Варю, несмотря на ее протесты, сесть между собой и Звонаревым. Всю дорогу она старалась возможно меньше прикасаться к прапорщику, но, как назло, экипаж то и дело попадал в ухабы, и Варе волей-неволей приходилось чуть ли не ежесекундно опираться на молодого человека.
Пользуясь тем, что верх был поднят и в фаэтоне было довольно темно, Звонарев несколько раз осмеливался осторожно прикоснуться губами то к розовому ушку, то к затылку, а то и к раскрасневшейся от мороза щеке девушки. Всякий раз при этом Варя резко отклонялась в сторону и наконец, не выдержав, с отчаянием в голосе пожаловалась отцу.
- Папочка, скажи ему, чтобы он не смел прикасаться ко мне.
- Не подставляй ему свою физиономию, тогда никто такую злючку, как ты, и целовать не станет, - равнодушно ответил Белый и еще сильнее уткнул лицо в меховой воротник своей шинели.
Не успел экипаж остановиться около крыльца квартиры Белого, как Варя, вся трепеща от гнева, первая выскочила из него и ринулась в дом. Звонарев помог выйти генералу и вместе с ним появился в передней.