- Итак, самое тяжелое положение у нас на Восточном фронте. Туда надо и обратить наше главное внимание. На Западном - упорно удерживать Высокую, а Владимиру Григорьевичу, по мере своих сил и возможностей, помогать соседям, резюмировал доклады Кондратенко. - Как дело обстоит со снарядами, Василий Федорович?
- Хватит на отбитие двух штурмов. К орудиям мелких калибров снарядов имеется в избытке, зато к крупным - острый недостаток. Живем подачками моряков да сами отливаем по шестьдесят штук в день шестидюймовых чугунных снарядов, сообщил Белый.
- А как с продовольствием? - поинтересовался Ирман.
- Крепостной интендант уверяет, что муки, сухарей, круп, чаю хватит еще на два месяца, а мяса, кроме конины, уже не осталось. Решено давать ее два раза в неделю по полфунта, а остальные дни постные: чумиза на обед и ужин.
Вообще продержимся до середины февраля, - ответил Науменко.
- Вот с госпиталями у нас дело обстоит совсем не благополучно, проговорил Кондратенко. - В них находится до тридцати тысяч человек - треть гарнизона. Выздоравливают все меньше; цинга косит все больше и больше. А тут еще смудрил Субботин - приказал больных и раненых класть вперемешку во всех госпиталях. В результате мы имеем вспышку инфекционных заболеваний с очень большой смертностью. Я говорил об этом Стесселю, но он или не понимает, или прикидывается, что не понимает прямой преступности действий Субботина, и не хочет в них вмешиваться. Написал обо всем Балашову, быть может, он сумеет повлиять на генерал-адъютанта, чтобы тот отменил это вредное распоряжение.
- Теперь наконец мы хотим подробнее знать и о вашем здоровье, дорогой Роман Исидорович, - спросил Белый.
- Пустяки, небольшой плеврит справа, через день-другой все пройдет, нехотя ответил генерал.
- Плеврит основательный, как уверяют доктора, а главное - цинга. Она и мешает быстрому вашему выздоровлению, - дополнил Науменко.
- Постараемся ликвидировать ее в ближайшее же время. Этим занялись моя жена и наши адмиралы, которые и зачислили вас, Роман Исидорович, к себе на довольствие, - сообщил Белый.
- Поскольку это незаконно и моя цинга не более как плод воображения врачей, я решительно протестую против подобных действий моряков, - возразил Кондратенко.
- С паршивой овцы хоть шерсти клок. От наших адмиралов мы не видим никакого толку. В Севастополе морское начальство было душой обороны, а в Артуре адмиралы живут гостями и никуда не вылезают из своих блиндажей, презрительно заметил Ирман.
- Матросы и офицерская молодежь - истинные герои, а адмиралы-трусы и интриганы, - поддержал его Семенов.
Как только совещание закончилось. Белый и Звонарев стали прощаться.
- Заглянем еще на минутку к Стесселю, может, у него есть какие-нибудь новости, - проговорил Белый, пожимая руку Кондратенко.
В это время зазвонил телефон. Кондратенко снял трубку и стал слушать.
- Сейчас прикажу подтянуть две роты морского десанта к вашему штабу, но вводите его в дело лишь в крайнем случае и вообще расходуйте моряков возможно осторожнее, - распорядился Кондратенко. - Японцы лезут - на фарт номер два, уже два раза побывали на гребне бруствера. Фролов просит поддержки, а частный резерв Горбатовского весь израсходован. Посылать им моряков из арсенала, где расположен общий резерв, - пояснил генерал. Придется вам, Сергей Владимирович, еще сегодня побывать на форту номер два.
- Слушаюсь! Готов идти туда хоть прямо отсюда, - Особенно торопиться нечего. Пока японцы лезут, вам там делать нечего, а когда успокоятся, вы и решите, где нужно спускать мины.
- Сначала побываем у Стесселя, узнаем обстановку у него, - предупредил Белый.
К Стесселю Белый и Звонарев пошли пешком. Разыгралась вьюга. Тысячи снежинок носились в бешеном вихре, залепляя глаза, забираясь за ворот и в рукава шинели. Сквозь белую муть снежной ночи то и дело вспыхивали зарницы орудийных выстрелов...
Бледные лучи прожектора чуть пробивались сквозь вьюгу, одна за другой взвивались к небу огненные змеи ракет. Временами долетали звуки сильнейшей ружейной и пулеметной стрельбы. Казалось, что кипит какой-то огромный котел.
По направлению атакованного участка торопливо проскакало несколько всадников и прошло быстрым шагом несколько отрядов моряков. Наконец с грохотом пронеслись полевые орудия в запряжке. Сбоку скакали с зажженными факелами в руках фейерверкеры и ящичные вожатые.
Белый и Звонарев почти бегом добрались до дома Стесселя и влетели в прихожую. Здесь при слабом свете керосиновой лампы Стессель рассылал в разные стороны ординарцев-казаков. Генерал резким отрывистым голосом отдавал приказания: узнать, выяснить, установить. Тут же у стола, согнувшись почти вдвое, писал приказания в полевой книжке Рейс.
- В чем дело, что происходит на фронте? - кинулся к вошедшим Стессель.
- Мы сами пришли затем, чтобы узнать обстановку, - ответил Белый.
- Я ничего не знаю. Звонил Кондратенко, но он все еще болен.
- Мой экипаж у крыльца, поедемте, Анатолии Михайлович, в штаб к Горбатовскому, - предложил Белый.
- Мм-да... я, право, не знаю... - замялся генерал.