Порт

— Идти мне надо, — проговорил он, не в силах подняться.

— Вень, ты погодь, послушай, что скажу. Нельзя тебе сейчас идти. Что поймают — это шут с ним. Но ты ведь глупый, Веня, ты прятаться будешь. Ну, как не найдут? У тебя ведь сорок температура, не меньше. Закопаешься в своей норе и сгинешь, помрешь. Не найдут тебя, норы-то твоей никто не знает, — быстро, с испугом тараторила Фаина.

— Не, зачем же, — с трудом улыбнулся Веня. — Мне жить надо. «Без меня и порт — не порт», — вспомнил он Трофимова.

— И я ведь про то, Вень. Пойдешь, только полежи малость, оклемайся. Иди на койку, за занавеской никто тебя не увидит. Ты же бегать не можешь, любой тебя сцапает.

— Чего суетишься-то? Сцапают — и хорошо. Сама говорила.

— Ты только подожди меня, не уходи. Я быстро, за лекарством, — торопилась Фаина, переодеваясь за ширмочкой.

Что-то неладное было в ее поспешности. Им снова овладело беспокойство.

— Стой. А где Каримов? — спросил он о дежурном милиционере.

— Шут его знает. Где-то бродит, — ответила Фаина, пряча глаза. — Ну, погоди, я мигом.

Накинув плащ, она выскочила.

Тревога погнала его с места, вытесняя недомогание и расслабленность. Все, кончились посиделки! Он рывком поднялся с места, разом сгреб подсохшую одежду и быстро натянул на себя. Сунул за пазуху стопку газет, собранных для него Фаиной в зале, и приоткрыл дверь.

Дежурная лампочка тускло освещала помещение. Ящичек с красным крестом висел на стене. Фаины в зале не было.

«Пошла искать», — уверился он в своем предчувствии, но не испытал ни злобы, ни обиды за предательство, поняв непростой смысл ее поступка.

Он, пошатываясь, прошел вдоль стены, мимо стенда с передовиками и показателями успехов, оглянулся на дверь комнаты, где имел свет, еду и столько тепла, и, словно головой в омут, шагнул в ночную промозглую темноту.

5

Кто же о любви не мечтает? Говорить о ней не надо и растрачиваться по мелочам, как делали ее подруги. А мечтать — одно из самых сладостных девичьих занятий.

Ольга представляла себе будущего суженого скромным, ласковым, ясноглазым.

Иногда, поддавшись на уговоры, она ходила на танцы. Девчонки быстро и легко завязывали там новые знакомства. Парни шли их провожать, тискали в подъездах и темных закоулках, а иногда и большего добивались, не чувствуя сильного сопротивления, а у Ольги от танцев только руки уставали. Как за работой в цехе, напрягала она их, стараясь отдалить от себя льнущее к ней разгоряченное мужское тело. Такое поведение на танцах не поощрялось, и когда оставляли ее в покое, переставали приглашать, она сиротливо сидела в уголке, с завистью глядела на веселых танцующих подруг и чувствовала себя одинокой, чужой, униженной. Словно на рынке товар залежалый предлагала, а охотников на него не было. Девчонки — раскрасневшиеся, возбужденные — уходили с танцев вместе с парнями, а она одна топала в общежитие по грязному городу. А ведь не красивей, чем она, были, и одеты не лучше.

Зинаида ей все объясняла, делилась секретом успеха.

— Тоже мне, принцесса, убудет от тебя, что ли? — внушала она. — Им ведь свое надо. Они живые, особливо с моря которые. Бери в руки, коль сами идут, а дальше уж дело хозяйское.

Ольга понимала, о чем она говорит, но преодолеть себя не могла. Пробовала дома книжки читать, но одиночество тяготило ее, все казалось, что жизнь там, где шумно и весело. Поэтому, превозмогая себя, она все же шла с девчонками, испытывая стыд и унижение, которыми платить приходилось за видимость веселья и людскую общность.

Жила она к тому времени уже в достатке. Но в душе была пустота, которая постоянно тяготила, и Ольга наполняла ее тем, что находилось рядом: танцы, кино, прилипчивый Карпов. Пустота не исчезала, но уже не так давала себя знать, и жить с ней можно было не хуже, чем другие живут.

Когда Веня бочком, робко вошел в цех и встал у конвейера, она заметила, какой он скромный, стеснительный, голубоглазый.

«Вот с таким можно танцевать, не напрягая рук», — подумала она, глядя, как он краснел от шуток, градом сыпавшихся на него, и от смущения втягивал голову в плечи.

Потом она поняла, для кого предназначалась ее жизнь. Это не так просто — чтобы быть с ним! Не стало свободного времени, не было одиночества и тягостных вечеров. Думать о нем, заботиться, встречаться и знать, что она тоже ему нужна, А он ей — дороже жизни.

Но время шло. Подруги выходили замуж и оставляли девичий приют, который в мыслях для всех был обителью временной, и пройти его надо было так же, как чистилище, чтобы потом семейно и счастливо поселиться в собственном гнездышке, имя которому — рай.

Ольга встречалась с Веней в землянке, которую никто на свете не знал, иногда по отдельности они приходили на «Пикшу», где добрый «крестный» давал им приют; воровато оглядываясь, она приходила на свалку, принося в сетке бутерброды и термос с горячим чаем, — все это было не в тягость, особенно поначалу. Но перспектива желанной райской жизни удалялась за горизонт.