Папа еще застал ночные бдения, адаптированные под сталинский режим дня: аппарат работал с 10:30 до 12 ночи, а председатель суда Анатолий Антонович Волин (снят с высокого поста в 1957 году, удалился от дел в 1969-м, дожил до путинского правления, пережив собственное столетие, – 35 лет на пенсии!) в два часа дня уезжал «обедать», и бодрый, веселый, вечно моложавый, возвращался к вечеру принимать доклады сотрудников. Брат гордился корочкой внештатного инструктора Краснопресненского райкома ВЛКСМ – тем же самым занимался после XX съезда и родитель, познакомившийся по должности с секретарем комитета комсомола Театра Станиславского Евгением Леоновым и комсомольским вожаком Центрального детского театра Олегом Ефремовым. Потом отец работал там же, на Красной Пресне, но уже в горкоме партии – курировал Союз писателей, Союз журналистов, Союз кинематографистов, Консерваторию, ГИТИС, Театр Маяковского, вел для артистов семинар по марксизму-ленинизму и – пробивал поездки богемы за границу. С утра с пачкой характеристик (особенно много было писателей), которые нужно было подписать, папа отправлялся к первому секретарю РК Шабанову, выходцу с «Трехгорки», и почти всегда получал один и тот же пролетарский ответ: «Опять ты со своими евреями! Катись отсюда!» После чего характеристики подписывал второй или третий секретарь.
Мама на первый взгляд тоже была сильно идеологизирована, несмотря на статус дочери врага народа. Правда, вряд ли она была такой уж неистовой коммунисткой. Просто СССР был ее страной, а она активно участвовала в его жизни. Вслед за ней в партию ухитрилась вступить, того не желая, ее ближайшая подруга Эмма Мхитарян, которую тянули в КПСС с нечеловеческой силой – качественный учитель не мог стоять в стороне от школьной партийной организации. Страшные сомнения развеял ее мудрый отец: «Разве что-то изменится в тебе, если ты вступишь в эту дурацкую партию?!»
Мама была романтическим продуктом Системы. Как учителя и бывшую пионервожатую в спецшколе, ее привлекала воспитательная роль пионерской и комсомольской организаций – скорее скаутская и социализирующая, чем идеологическая. Примерно так же она относилась в конце советской власти к дворничихам и лифтершам нашего микрорайона, для которых она вела семинар по политическому самообразованию, и этот семинар пользовался такой популярностью, как если бы это был кружок кройки и шитья. Как человек 1928 года рождения она, естественно, очень любила арктический миф (одну из скреп советской власти) – он прочно сидел в ее сознании с младшей школы. Во всяком случае, «Два капитана» Каверина были любимой книгой.
Тогдашние мифы формировались так же, как и сегодняшние. «Примеров много есть на свете, но лучше, право, не найти: Шмидт снял Папанина со льдины, а тот его – с Севморпути». Народный интеллигентский фольклор всегда развенчивал официальные мифы, а здесь сразу два мифологических персонажа: начальник Главсевморпути Отто Шмидт, путешествовавший на «Челюскине», и его преемник Иван Папанин, героически дрейфовавший на льдине, затем написавший донос на шефа и получивший кресло главного полярника.
Обнаружив (или якобы обнаружив) на дне океана затонувший в результате очевидной авантюры корабль «Челюскин» (на нем зачем-то путешествовали дети и даже у каких-то безумных родителей в Карском море родился ребенок), исследователи нашли останки легенды, на которой держалась вся сталинская довоенная мифология.
1934-й – это «съезд победителей» и кающихся уклонистов. Это эпопея «Челюскина», который не был приспособлен для плавания во льдах. Но «у нас героем становится любой». И из несусветной авантюры Сталин выжал максимум пиара, зарядив целую нацию историей высокой и трагической красоты. Произошла, по определению Бернарда Шоу, «полярная трагедия, превращенная русскими в национальное торжество». Именно тогда появляется звание Героя Советского Союза, полярники и летчики становятся настоящими звездами политической эстрады, получают ордена, дачи и квартиры – кто в иофановской громаде на набережной, а кто в специально построенном для них доме, который по сию пору стоит на Никитском бульваре.