А потом авария на Астраханской АЭС. Он не был реакторщиком, и Лиде поначалу было непонятно, почему именно его отправили туда. Но потом стало ясно, что там был нужен именно химик, который сумеет погасить взорвавшийся реактор. И, как говорили, никто кроме Багрова с этим бы не справился. Конечно, там потом побывала уйма учёных, но он сделал главное в первые дни и часы, не паникуя и сохраняя холодную голову.
«Он лез везде первым, чтобы знать куда отправляет людей, – говорит в интервью уже довольно старый военный в медалях, а на момент аварии лишь один из десятков дозиметристов. – Провёл в опасной зоне гораздо больше времени, чем должен был – всё боялся перестать контролировать». «…будто случайно всегда забывал дозиметр в раздевалке, потому что иначе бы его отправили обратно первым же рейсом!» – с ухмылкой замечает бывший председатель совета министров. Лиде было трудно остаться равнодушной после подобных слов. А Багрову, при такой бурной деятельности, оказалось трудно сохранить здоровье.
Он губил себя в процессе ликвидации. И дальше череда кошмаров: травля в собственном институте, унижение и полное непринятие его инициатив, в общем-то направленных на исключительно благое дело – повышение безопасности. Увы, его рвение привело лишь к конфликтам с другими учёными и даже с руководством страны, как намекали некоторые сочувствующие. В конце концов, он не выдержал.
Лида гадала, что ощущали те, кто его травил, когда узнали о его самоубийстве? Судя по интервью и книгам, написанным многими из них, было ясно, что большого раскаяния они не испытывают. Почти везде звучали фразы: «О, мы и подумать не могли, что он…»
Ложь. В их равнодушных глазах не было никакого сомнения. Они могли подумать. Они знали, куда бить и делали это. Лиду трясло от возмущения.
А академик Багров, со своей историей, достойной экранизации, стал для неё своеобразным кумиром. Увы, она родилась через много лет после его смерти и какой-то настоящей связи с ним почти не ощущала. Лиде никак не удавалось прочувствовать, что он был таким же живым человеком, как она сама.
Лида несколько раз навещала его могилу, благо та располагалась на кладбище в центре города. Однако и там, стоя возле тёмной гранитной плиты, ей было тяжело уловить это ощущение его реальности. Он воспринимался ею, будто персонаж.
Иногда Лида плакала, читая обо всех несправедливостях, что выпали на его долю. Она искренне ненавидела самодовольных выскочек, которые подтолкнули его к петле. Но он всё равно оставался персонажем для неё. Любимым, но не настоящим. Может, и к лучшему?
Лида любила воображать, как она могла бы брать его за руку, слушать его рассуждения о чём-нибудь. Может, ходить с ним на концерты классической музыки, которые ему нравились. А ещё хотелось бы взглянуть на его рисунки. Она знала, что он любил и умел рисовать, даже после школы хотел учиться на художника.
Часто в тяжёлые моменты, когда мама «выходила из берегов», а отец трусливо спасался бегством «за продуктами», Лида воображала его рядом с собой. Когда она плакала у себя, после очередных маминых речей о её никчёмности, было приятно представить, что он её утешает. Спрятаться, пусть и мысленно, за его спиной. Переждать бурю, в воображении держась за его руку. Глупо? Очень. Работало ли это? Вполне. Лида была мастером в вопросах сбегания от проблем в фантазию.
Со временем проблем становилось всё больше. А может, это ей просто понравилась прятаться в воображении. Хвалебные статьи называли его не иначе, как "Тот, кто спас мир от радиации". Лида не знала, как там с радиацией, но от одной отдельно взятой матери Багров защитить её мог.
***
Открытие и признание магии произошло внезапно, хотя, как говорили, закономерно. С той же закономерностью, с какой открыли огонь, электричество, ядерную энергию и всё прочее. Однако магия, как оказалось, имела мало общего с тем, что было в сказках и тут же обросла всеми возможными конвенциями, международными соглашениями и прочими контролирующими штуками.
Лида не вникала. В новостях были радостные, но сухие сводки о достижениях российской «магической науки». Никакой тебе волшебной палочки и шапки-невидимки. Магией занимались строгие люди в лабораториях. Какие уж тут полёты на метле? Но кроме детского разочарования были и хорошие моменты. И, если новые виды энергии и топлива Лиду не интересовали, то, когда начались испытания перемещений во времени, любопытство подняло голову. Пока что полноценные путешествия больших групп были невозможны и тщательно изучались, но перемещения мелкие и единичные стали возможны уже к моменту её поступления в университет.
Когда Лида только поступила в университет, студенты получили возможность перемещаться в прошлое на лекции, которые пропустили. Пока только так. Это был затяжной процесс, требующий большого количества бумажек, проволочек и заполнения бесчисленных формуляров.