Попытка

Лида отводила глаза от фотографии, будто запечатлённый мог отругать её за праздные идеи. Она всеми силами избегала его взгляда, скользя глазами по линии роста волос, опуская их вниз, на губы и подбородок, проезжаясь по плечам, запрятанным под тёмный пиджак, а после снова, опасно близко, ступала по толстой оправе очков, всё так же избегая взгляда.

Дыхание замирало, а после вырывалось громче и более рвано, чем должно.

– Чего так громко дышишь? – Недовольно поинтересовалась мама, которой подобные посторонние звуки мешали сосредоточиться на выставлении счетов.

Лида восстановила дыхание. Сегодня она была твёрдо намерена не вступать с мамой в споры, которые часто начинались вот с таких глупостей, вроде чьего-то шумного дыхания, а кончались скандалами, швыряниями вещей, а затем медитативной уборкой. Не лучше ли пробовать мирно рисовать, не огрызаясь на провокации?

Вернулась к портрету. Пока выходило неплохо. Хоть и немного нервно, будто она писала с натуры.

Лида любила его рисовать. Просто иногда, на некоторых фотографиях, он так невыносимо-цепко смотрел, что делалось неловко и стыдно. На таких снимках люди смотрят прямо на тебя, в какой бы угол ты ни отошёл. Но дело, конечно, не только в этом. Её голова, дурная голова великовозрастной фантазёрки, понятное дело, воображала много лишнего. Было стыдно, что его рисует именно она. Хотелось тут же попросить прощения и оправдаться. «Простите, Виктор Александрович, вы мне так нравитесь, что я вас рисую, потому что по-другому просто не могу выразить…» Или «Извините, я совсем ничего не понимаю в химии, но мне так нравится, как вы говорите…» «Я, правда, ничего плохого не имею в виду, просто…» И ещё с десяток виноватых воображаемых пожиманий плечами и вздохов на неоконченных мыслях.

Лида познакомилась с ним в период, когда времени было достаточно, чтобы смотреть телевизор, усевшись на полу в гостиной. В тот день она пришла из школы, сбросила рюкзак, такой тяжёлый, какой бывает только в начальных классах, и, разогрев нехитрый обед, расположилась перед телевизором.

Отсутствие дома взрослых позволяло поставить прямо в комнате деревянный табурет, на котором уютно разместился поднос с обедом: слегка недоваренные, но божественно горячие макароны. Разумеется, можно было лить столько кетчупа, сколько хочется. А ещё сидеть на полу, на жёстком ковре, и щёлкать каналы прямо во время еды.

Тогда она была счастлива. На завтра задали только прочитать и пересказать короткий рассказ – это чепуха. А значит можно было насладиться прекрасным временем, когда дома тихо и свободно.

Но не всё шло гладко. Первым разочарованием стал неработающий «СТС». Экран шёл помехами и шипел. По времени уже должны были идти мультики. Лида залезла на стул и пошевелила антенну, но шипение лишь усилилось.

Вздохнув, она защёлкала дальше. На Первом шли новости, и она тут же переключила – этого добра хватит и дома за ужином. На «ТНТ» дурацкое шоу с визгливыми скандалами – мимо. Криминальный сериал про работу милиции тоже был переключён. Обед так и прошёл бы в тишине перед чёрным экраном, однако она в упрямой надежде листала дальше и наткнулась на что-то необычное. На экране было мультяшное изображение взрыва, а диктор (тот самый, что обычно озвучивал любимые ею «документальные» истории про всяких маньяков!) загадочным голосом вещал про взрыв на какой-то станции, выбросах радиации и возможном вмешательстве в это дело НЛО, а может даже и американских спецслужб. Её привлекло именно упоминание НЛО, разумеется. А потом Лида увидела его. В одном кадре он сам вещал о взрыве и о том, какая это непростая ситуация. В следующем же кадре диктор безжалостно отрапортовал, что это академик Багров, один из главных героев ликвидации, впоследствии сведший счёты с жизнью «при загадочных обстоятельствах» всего через два года после аварии. На экране появилось мутное фото “той самой” верёвки и монохромный рисованный силуэт повешенного. И это была вся информация о его смерти и её загадочных обстоятельствах в том фильме.

Разумеется, её, падкую на зловещую музыку псевдо-документальных фильмов, на таинственные истории и налёт научности (радиация! взрыв! ликвидация!) мгновенно заинтересовала эта история. Авария на Астраханской атомной электростанции стала новым увлечением, потеснив прежний интерес к египтологии.

Минимум год она смотрела все возможные, разной степени паршивости и достоверности, документалки, которые удавалось отыскать. Родители с раздражёнными вздохами, всё же покупали, когда она замечала за стеклом витрины ларька очередной несчастный жёлтый журнальчик с сакраментальным «Тайна взрыва на Астраханской АЭС. Мутанты в зоне отчуждения» на обложке.

Во всех фильмах об аварии упоминался примерно один и тот же набор людей, так или иначе причастных к самой аварии или её ликвидации, поэтому Лида надолго запомнила не только Багрова, но и приличную часть других академиков атомного института, а ещё с десяток разных министров СССР. Однако Багров со своей жутковатой, но героической историей запомнился, конечно, больше всех.