Попугай с семью языками

Безрукий рыдал, не находя ни в чем утешения, слизывал кровь с сосков возлюбленной, вырывался из рук Га, не дававшего ему броситься вниз, взывал о мести, бился головой о скалу. И вдруг с силой, свойственной лишь безумцам, подхватил тело поэтессы и стал пауком карабкаться по отвесной стене, помогая себе обрубком. Казалось, что вместо потерянной кисти у Марсиланьеса выросли щупальца, придавая

его движениям невиданную ловкость. Наконец, он нашел неглубокую выемку, положил туда тело и склонился над ним, захлебываясь слезами.

Всем стало понятно, что вместе с Лебатоном и Загоррой отряд лишился обоих командиров. Теперь кто-то другой должен был выступить от имени всех и успокоить Аламиро, убедив его продолжить путь.

Деметрио сразу же взял самоотвод: Американка поглощала все его силы. Требовалось ее «смазывать», наблюдать за давлением воздуха, удалять с языка фальшивые сосочки, содержащие в себе электронную программу самоуничтожения. Хумсу приходилось нести яйца, а Зуму — самого Хумса. Боли заявила, что Марсиланьес не послушает ее, как, впрочем, и любую женщину. Ла Росита, Ла Кабра и Фон Хаммер переругались, так что в мозгу Лауреля воцарился полный хаос. Га отвергли по причине феноменального отсутствия такта. Акк, выводя где-то в области печени очередное предложение длиной в две тысячи слов, с гордостью принял на себя бразды правления.

Не моргнув глазом, он проворно достиг углубления, рядом с которым несчастный Аламиро не переставал проклинать чилийскую армию, чилийский народ, мироздание как таковое и Господа Бога. С мягкостью, которую он обычно брал на вооружение, нападая на литературных врагов, Акк начал:

— Любезнейший друг, от имени Общества цветущего клубня приношу тебе самые искренние соболезнования… Мы все скорбим о случившемся, однако необходимо признать, вслед за Эпиктетом, бессмысленность борьбы с непоправимым. Будем объективны! Избавься от этого тела, уже принадлежащего Прошедшему! Мы не можем похоронить его среди этого каменного моря. Лучше всего бросить его в пропасть. Возможно, там, внизу, имеется болото. Твоя подруга растворится в нем, как мысль растворяется в сновидении.

Марсиланьес действительно бросил — но не тело, а камень, чуть не расколовший череп новоиспеченному предводителю. Акк, пятясь, словно рак, вернулся назад.

— Он пропал. Никто не сможет убедить его…

— Один человек сможет, — возразил Лаурель.

— Кто же? — хором спросили все.

— Эстрелья Диас Барум!

Молодой еврей сел на камень, скрестив ноги и выпрямив спину.

— Я поищу ее в ином мире. А пока поспите.

И он прикрыл веки.

Вечерело. Беглецы, измотанные, растянулись на земле, и скоро послышался звучный храп.

Лаурель научился опустошать себя: мало-помалу он избавился от своего тела, чувств и желаний, поставил надежную преграду на пути потока слов и ушел в глубины своего сознания, пока не стал безликой оболочкой, готовой принять в себя посторонний дух. До сего дня другие сами вселялись в него. Впервые он отправлялся на поиски иной сущности, — следовало ее уговорить, пересечь вместе с ней мрачную кислотную реку. Лаурель сознавал свою неготовность к этому. Он страшился того, что ему придется действовать посреди этой звездной магмы. Луна катилась по небу. Недалеко до рассвета. Лаурель никак не мог сосредоточиться. Внутри него не прекращался раздраженный шепот: он различал голоса Ла Кабры, немца и Ла Роситы, единодушно называвших Эстрелью нежелательной сожительницей. Они уже почти договорились о справедливом разделе тела Лауреля и не хотели, чтобы Эстрелья разрушила их планы. Кроме того, их бесило возможное присутствие самки с ее повадками.

К черту! Марсиланьес должен обнять свою любимую! Ощущая собственное бессилие, Лаурель прекратил медитацию и приоткрыл веки. Подле него сидела Боли, скрестив ноги и выпрямив спину. Она взирала на Гольдберга с исступленным блеском в глазах.

— Мы сделаем вдвоем то, чего ты не можешь один. Давай я помогу тебе. Не надо больше указывать мне путь: я пойду слепо за тобой.

— И я знаю, почему, — презрительно заключил тот. — Ты якобы полна жалости к Аламиро, но на деле хочешь воспользоваться случаем и отыскать своего вампира…

— Да, это так, не стану скрывать. Но я также знаю, что бесполезно охотиться за богом. Он является, когда сам того пожелает, и я тут ни при чем. Помогая тебе, я, по крайней мере, узнаю, каков из себя его мир.

— Ладно, к чему задаваться. Я не могу жить без тебя. Неважно, что тебе нужен другой. Мне полегчает. Иди сюда.

И оба впали в каталепсию, покинув свои тела, чтобы пересечь порог загробного царства.