Попов

А. Солженицыну дали Нобелевскую премию. Интересно, возьмет или откажется, как это сделал Пастернак, — вот вопрос.

15 октября 1970 г.

Приезжала Аленка. Пожила несколько дней и опять отправилась в градстолицу.

Учится и работает, вернее — работает и учится. Делает пьесу о художнике, не помню, как она называется. Первый вариант вышел хорошим, но... крамольным, а значит, и неперспективным. Второй — хуже, слабее во всех смыслах. Посмотрим, каким будет этот, третий.

Вообще девка, кажется, делает не то, что сейчас надо, и в этом ее беда. Евтушенко очень понравилось «Житие папы Карло», но сейчас, говорит, это не напечатаешь — надо ждать. А известно, нет ничего хуже, как ждать и догонять...

21 октября 1970 г.

Чудеса твои, господи, да и только! Давно ли мы хвалили роман Вс. Кочетова «Чего же ты хочешь?», давно ли этот роман наше издательство выпустило 65-тысячным тиражом, а сейчас его начинают помаленьку изымать из библиотек. Без шума, без свиста, но изымать!

А кто виноват? ЦК, кто же еще! ЦК нажимал и проворачивал… Если бы этот же самый ЦК больше доверял нам, работникам журналов, и больше бы полагался на нас, было бы куда лучше. Во всяком случае, меньше было бы всяких накладок вроде кочетовской. А то давят, давят — то ЦК КПСС (инструктора, кстати, зовут Галина Павловна Колупаева), то ЦК КПБ, то цензура, тупая, нерассуждающая… Попробуй в таких условиях делать журнал!

4 ноября 1970 г.

Макаенок в Москве, на пленуме Союза писателей, посвященном, кажется, драматургии.

* * *

У нас осложнения с записками Бориса Микулича. В КГБ держат, тянут, не говоря пока ничего определенного. Из телефонных разговоров ясно только, что Б. И. не нравится, что лагерь обрисован черными красками (как будто это

курорт!) и еще что-то в этом роде, что именно — трудно понять. Разговоры полны намеков и полунамеков. А нам сдается, что главное в другом. В записках нарисованы мрачные типы фискалов, Алеся Кучера и др. Они осуждаются, клеймятся безоговорочно. А осудить, заклеймить их — значит, пусть косвенно, но осудить, заклеймить и всех нынешних фискалов, работающих на КГБ. Вот ведь как все оборачивается.

14 ноября 1970 г.

Макаенку в связи с пятидесятилетием дали орден Трудового Красного Знамени. Юбилей отметил скромно, у себя на даче. Никаких торжественных вечеров с докладами и речами. Я болел и не был на юбилее, о чем не жалею. Что-то фальшивое есть в подобных встречах, поздравлениях и поцелуях…

19 ноября 1970 г.

Записки Бориса Микулича зарезали начисто, так сказать, под корень.

Вчера вызывает меня С. В. Марцелев. То да се, как дела, над каким номером работаете и так далее в этом роде. А потом — р-раз! — как обухом по голове:

— Сколько экземпляров записок Микулича отпечатала машинистка?

— Пять, — отвечаю. — А почему это вас интересует?

— Так вот, все пять соберите, один дайте мне, а остальные заприте у себя в сейфе. И — никому не показывайте!

— В чем дело?

— Так надо! — вот и весь ответ.

А сегодня и Макаенок звонит. Оказывается, и его вызывал Марцелев, и ему сказал то же самое. Кучер и др. могут ходить и радоваться.

23 ноября 1970 г.

Странная это штука — «Другая планета», — тянет, и все тут. И чувствую, не брошу, пока не напишу, хотя и не питаю надежды, что ее можно будет напечатать.

25 ноября 1970 г.

Галина Павловна аукнула. Вчера звонила Марцелеву. Ей, видите ли, не понравился наш одиннадцатый номер. Информация о Евтушенко, документальная повесть о каких-то Бонч-Осмоловских… Марцелев, разумеется, в страшном

гневе: «Как? Зачем? Почему?» Разыскал меня в Союзе писателей перед собранием (по телефону) и выложил все начистоту, пригрозив оргвыводами.

Что ж, так и надо, мы знали, на что шли.

26 ноября 1970 г.

Приглашали в КГБ (не вызывали, а именно приглашали), к А. Д. Р. Но он был занят с кем-то из Совета министров, и разговор состоялся в каком-то управлении.

Вполне нормальный разговор, кстати сказать. Он свелся к тому, что печатать Микулича нельзя. Рано. И — выпускать из рук тоже нельзя. Там могут подхватить, раздуть и т. д. Вывод все тот же — собрать все экземпляры и запереть в сейф.

Мельком (кстати пришлось) коснулись Солженицына. Оказывается, о н и читали и «Раковый корпус», и «В круге первом»...

Я сказал:

— Дайте почитать! Ведь мы, литераторы, должны знать, что это за вещи.

Улыбнулись, пожали плечами:

— У нас был один экземпляр — изъяли в Бресте, на границе, — прочитали и переслали в Москву.

11 декабря 1970 г.

Приезжала Аленка. Я перепечатал ей пьесу «По ту сторону дождя» — о художнике-неудачнике... Пьеса, на мой взгляд, талантливая, есть куски (сон Никиты, например) гениальные. Но... но в общем впечатление чего-то громоздкого и не пригодного для сцены.