Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки

Музей Набокова на Большой Морской впервые в 2019 году не принял “Набоковские чтения”, одну из самых престижных международных набоковедческих конференций, существующую с 1995 года. С тех пор они проходят в Пушкинском Доме, словно бы вторя Блоку: “…имя Пушкинского Дома… не пустой для сердца звук”. Сообщества ученых, изучающих творчество писателя, с большим уважением относились к прежнему директору музея Татьяне Пономаревой, которая, с их точки зрения, в очень непростых условиях снижения зарплат и числа работников удерживала институцию в рабочем состоянии. А непростые условия, по их мнению, заявленному в письме нескольких авторитетных набоковских обществ, включая французское и японское, адресованном российскому культурному начальству, сформировались после передачи музея Санкт-Петербургскому университету.

Соответственно, была поставлена под вопрос передача Литературным фондом Владимира Набокова, управляющим архивом великого писателя, трех сотен коробок набоковского наследия музею, где в качестве директора стал трудиться писатель Андрей Аствацатуров. Как заметил крупнейший набоковед, автор фундаментальной двухтомной биографии писателя Брайан Бойд, “музей и его новое руководство рассчитывают на поддержку Международного общества набоковедов. Но эту поддержку нужно заслужить, как Татьяна Пономарева заслужила ее работой в музее и глубоким пониманием творчества Набокова”.

Тогдашний советник президента по культуре Владимир Толстой заявил, что “российские чиновники ищут возможность вернуть в страну коллекцию вещей писателя Владимира Набокова”.

Эта формула – столь же странная, сколь и симптоматичная: нельзя вернуть то, что России никогда не принадлежало и имеет к ней отношение только в том смысле, что Набоков – русский писатель. Да, был замысел направить музею вещи, документы и фотографии писателя, как это было обусловлено волей его сына Дмитрия, но Набоков – изгнанник.

О своей России, утраченной, он говорил: “Ты ляжешь там, где лягу я”, – Набоков унес ее на кладбище в Кларане близ Монтрё. Он был убежденным либералом – в старорусском, а значит, западно-универсальном значении этого слова.

Особенно пикантно выглядело замечание тогдашнего советника президента по культуре, прямого потомка Льва Николаевича, когда он говорил, что, принимая швейцарский архив Набокова, нужно было все сделать так, чтобы эти вещи Россия “не потеряла”. Это ценное признание: получим архив – и он может потеряться. Нужны сверхусилия для того, чтобы его не растащили. Значит, условий для его рецепции не было создано. О чем тогда вообще шла речь?

Учитывая деликатность ситуации, Толстой заметил, что архив мог бы принять не музей Набокова на Большой Морской, а музей-усадьба Рождествено, чему обрадовалось руководство Ленинградской области. Но какова была бы ирония посмертной судьбы писателя: его архив – в области, носящей имя Ленина!

Доверие новым руководством музея Набокова не было завоевано, швейцарский архив Набокова переехал – при кураторстве Татьяны Пономаревой – летом 2021 года в Пушкинский Дом. Это случилось до “специальной военной операции”, иначе он так бы и остался в Монтрё.

Еще более загадочная, какая-то карикатурная ситуация сложилась в том же 2019 году с обессмерченным Анной Ахматовой Фонтанным домом. В результате очередной оптимизации городского пространства, мода на которую в разных городах страны убивает их исторический дух, было запрещено в ходе культурных мероприятий топтать траву в саду Фонтанного дома, который Исайя Берлин сравнивал с двором Оксфордского или Кембриджского колледжа. В результате ахматовские юбилейные мероприятия в июне 2019-го прошли в сильно суженном пространстве.

Историческая пародийность ситуации состоит в том, что, когда Ахматова жила в этом же пространстве Шереметевского дворца, у нее был пропуск на вход в Фонтанный дом (там располагался музей Арктики), но она не имела права проходить через сад. Ну вот есть в этом какая-то ирония: от постановления о журналах “Звезда” и “Ленинград” до сегодняшней защиты травы от Ахматовой. При том что в иных садах Петербурга ее интенсивно топчут в ходе оптимизации.

Ах! Где те острова,
Где растет трын-трава
Густо…
………
………
…..
Где Ягода-злодей
Не гоняет людей
К стенке
И Алешка Толстой
Не снимает густой
Пенки.

Ахматову называли Кассандрой, но не менее ловок в предсказании будущего оказывался и Набоков. Всё, что происходило в год двух юбилеев, предваряя всеобщее одичание в 2022-м, – невероятная пошлость в том значении, в каком употреблял это слово Набоков, разъяснив значение понятия poshlost’ в “Строгих суждениях”: “Пошлость слышна в заявлениях типа «Америка не хуже России» или «Mы все разделяем вину Германии»”.