Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки

“Еврей”. В начале 1970-х в детской школьной среде это было страшное ругательство, аналог “нехорошего человека”. Собственно, лет в семь-восемь, когда я обозвал этим словом обидчика, мама и бабушка деликатно объяснили мне нюансы моего же происхождения. Тогда я полез в Малую советскую энциклопедию – из книжного наследия исчезнувшего в ГУЛАГе еврейского дедушки, – и узнал, что изначально это было племя скотоводов. Ну, почти как индейцы – и это примиряло с действительностью. Неофитства, которое сопровождается соблюдением национально-религиозных ритуалов, в юношеские годы не состоялось, зато были прочитаны книги. В еврействе было нечто диссидентское. На кухне в квартире моего старшего брата на мотив “Увезу тебя я в тундру” пели песню “Увезу тебя в Израиль, увезу тебя туда, где на небе нам сияет Cоломонова звезда”. А затем оказалось, что, помимо историко-антикварной бабушкиной швейной машинки “Зингер” и вратаря Виктора Зингера, существует еще писатель Исаак Башевис Зингер, который писал иронические рассказы о сатане, диббуках и прочем. Кажется, первая публикация появилась в журнале “Иностранная литература”, который я, как теперь модно выражаться, калькируя чуждое нам наречие, читал религиозно. Для какого-то еврейского издания, которых в начале 1990-х стало очень много, я даже перевел один из рассказов Зингера из сборника, купленного в букинистическом на улице Качалова.

Человеку хочется света во мраке. Праздник святой Люсии выпадает на декабрь, свечи Санта-Люсии, если дело происходит в северных странах, разрывают зимнюю безысходную темноту, а хоралы, которые поют дети в белых одеждах, утешают. Ханука с ее менорой и огнями – это тоже декабрь, и она особенно важна своим светом в странах ашкеназийских евреев, где холодно, темно и снежно, где была черта оседлости, куда потом пришел Холокост. И где зародилась та специфическая цивилизация, столь далекая от сегодняшнего Израиля, которую описал Исаак Башевис Зингер, чье 120-летие прошло сравнительно недавно (хотя здесь – первая загадка его биографии: он сам запутывал следы, и получалось, что родился то ли в 1902 году, то ли в 1904-м). За описание этой цивилизации, уже затонувшей в тяжелой воде времени, он и получил Нобелевскую премию.

Именно Ханука чаще, чем любые другие праздники, оказывалась в центре его прозы, особенно рассказов для детей, неизменно дававших надежду. Ханука – это праздник чуда, горевшей восемь дней меноры; а на что еще надеяться людям, как не на чудо? И потому эти детские истории не слишком отличались от рассказов для взрослых, внешне простых, но нагруженных слоями смысла и эмоциями, как ханукальные пончики суфганиёт – вареньем.