Подумалось мне, что это мне поджопник такой, что в учителях засиделся, хотя уже, в общем-то, прошёл и пора дальше по варнам двигать в игроделы. То есть сидел я сидел, учил людей жить, в том числе – понимать макропроцессы и пользоваться ими. А тут – вот. Иди и эпически убейся об защитную реакцию мейнстрима истории.
Ну, как бы тебе донести эмоцию? Это что-то типа если бы жил себе и людям дрессировщик собак, всю жизнь натаскивающий маленьких пушистеньких серьёзных щенят полезным навыкам. И ему тут на старости лет взяли и поставили задачу сделать так, чтобы огромная куча этих щенят его загрызла. То есть надо загнать их в угол и довести, чтобы бросились и загрызли.
Смешно, в общем.
Но посмеяться я отложил. На ситуацию, когда расскажут тупой анекдот, и надо будет изобразить. И увлёкся событиями на полянке для сбора данных, что делать с вот этими вот этими.
В тесте или тренировке всё было бы понятно. Чернявая – жертва, гарантированный труп и грузило для команды. Рыжая – потенциальный боец, если получиться вправить мозги. И красный свисток для врагов, если мозги вправить не получиться. Кэп – административный ресурс строить всех, кто попадётся под руку. Но сначала надо его самого построить, иначе сам попадёшься выполнять важное задание по проносу в тыл важных секретных бумаг.
Но я подесайдил считать, что это – актуальность с повышенной хаотичностью. То есть, например, все вокруг наглухо больны на всю голову и вопрос лишь в том, как часто меняется заболевание и на какое.
Хотя с другой стороны, в актуальности, в отличие от вирта, можно было полагаться на чуй.
Кэп, осмотрев из кустов картину, поправил в кустах фуражку и вышел на поляну. Рыжая уже пристроила зашитую юбку обратно и возилась с автоматом, а чернявая сидела в зашитом лифчике и закруглялась с пришиванием пуговиц на китель. Так что кэпа они заметили не сразу. Рыжая сначала нацелила на него автомат. И только разглядев, встала смирно. Чернявая продолжила пришивать пуговицу.
Кэп осмотрел картину, и представился:
– Капитан НКВД Нагорный. Иван Петрович
Чернявая томно протянула:
– Военфельдшер 8 батальёна 26 дивизии Блюм. Сара Исакиевна
Рыжая мрачно доложилась:
– Ефрейтор Габова. Мария Валерьевна.
Я подумал-подумал, и подумал пока не представляться.
Кэп показушно осмотрелся, остановил взгляд на Исакиевне и спросил:
– Сара, что произошло?
Она вздохнула и страдальчески-монотонно отчиталась:
– Вывозили раненых. Натолкнулись на немцев. Они стояли, мы не услышали и выехали. Они наставили оружие, заставили сдаться. Потом застрелили возниц из неходячих раненых, нас начали насиловать. Потом почему-то потеряли сознание. Я взяла наган и застрелила их.
Кэп ещё раз осмотрелся, посмотрел на Машу, пыхтящую по стойке смирно, спросил:
– Есть что дополнить, товарищ ефрейтор?
– Так точно! – буркнула Маша. – Из четверых насильников один не терял сознание, а получил рассечение левой сонной артерии и после моего пинка в харю истёк кровью.
Сара кинула на Машу злобный взгляд исподтишка. А я отметил, что эмоционируют-то они все вовсю, но тупые, как малоресурсные комботы.
Маша же покосилась на телеги и добавила сквозь стиснутые зубы:
– Там ещё двое немцев. Они добили раненых, а потом что-то срубило им головы. Чем-то острым, типа сабли.
Кэп эдак типа проникновенно-угрожающе спросил:
– Разбираетесь в медицине и саблях, Мария Валерьевна?
Маша дёрнула губами и глухо ответила:
– Отец-хирург. Мать умерла родами. С пяти лет в больничке живу. С четырнадцати – ассистирую. В саблях – не разбираюсь, только в ударах саблей, топором и прочим.
Сара кинула на Машу презрительный взгляд, натянула китель, начала вставать, спросила эдак заботливо:
– А что у Вас с рукой, товарищ капитан?
Ну, типа заботливо. Даже если не вчуиватся, а просто не затыкать чуй подушкой, её фраза фонила шлюхачеством напополам с желанием контролировать. Этим самым «я тебе отдамся, чтобы потом нашептать команду и вызнать все секреты».
– Закрытый перелом, товарищ военфельдшер. – строго ответил кэп, пряча стеснение под строгостью. Ну, типа тут война, всех пулями дырявит, а у него – перелом.
Сара разочаровано жмакнула губками по поводу того, что перевязки отменяются. Потянулась, испытав титями свежепришитые пуговки и проворковала:
– А Вы, Иван Петрович, в мотоциклах разбираетесь?
Кэп покосился на мотоциклы и задумался.
И я тоже задумался. Собственно, что делать, было понятно. Задумался я над тем, как.
И почти сразу поймал себя на том, что я не думаю. Я – вибрирую между бытием мудрым невредящим учителем и безумным игроделом. А поймався, решился.