– С Пони все хорошо, Сайлас. А что с тобой?
– Просто устал. Ты иди. Скажешь мне, что оттуда будет видно.
Он замешкался в нерешительности.
– Ну ладно… Я быстро.
И ушел.
При моем приближении Пони заржал. Опустив голову, он мягко уткнулся мне в лицо мордой. Я потерся о его нос щекой и закрыл глаза. Вот что мне было нужно, хотя Митивалю я не мог в этом признаться. Мне нужно было что-то теплое, что-то такое, что можно было обнять обеими руками и прижать к себе изо всех сил. Пони такой смелый и могучий, а я сам себе казался потерянным и слабым. Я хотел надышаться им. Вдохнуть в себя его силу. И уж не знаю каким образом, но Пони словно понял меня. Он гладил меня носом так, будто догадывался о моих чувствах. Мы провели с ним вместе всего четыре дня, а казалось, что всю жизнь. Словно мы всегда знали друг друга. Наверное, мы сблизились, как люди на войне, как солдаты в бою…
Еще не додумав эту мимолетную мысль, я стал гнать ее от себя. Старался забыть ее. И разозлился на себя за то, что вообще подумал такое.
По крайней мере, это я уяснил за четыре дня в Чащобе. За эти четыре дня я узнал об окружающем мире больше, чем за предшествующие двенадцать лет на этой земле. Судьба тех призраков в Топях – вот настоящая жизнь. Гибель детей моложе меня – вот настоящая жизнь. Всадники, приехавшие забрать моего Па. Федеральный маршал, рассказывающий о перестрелках. Братья Мортон, связанные и оставленные лежать без сознания на голой земле. Вот это все и есть реальный мир.
До сих пор я был огражден от него. Я жил в Боунвиле с Па и Митивалем, как в коконе. Всю жизнь я провел в коконе их забот. Но стоило мне выглянуть наружу, как я тут же вообразил, будто что-то понимаю.
Наконец-то я стал осознавать, сколько для меня сделали Па, с его книгами и рассказами, с бесконечной тяжелой работой по двадцать пять центов за сапог, и Митиваль, даривший мне смех и радость на протяжении моего бесконечного одиночества. Раньше мне и в голову не приходило, как мне повезло.
А может, в этом и был весь смысл. Как можно дольше держать этот другой мир на расстоянии. Сохранить это время.
А может, и это тоже часть реального мира. Отцы, и матери, и привидения, живые и мертвые, ловящие бабочек из ниоткуда. Осторожно удерживающие их на ладони столько, сколько смогут. Не вечно, но сколько возможно. Призывая чудо. Но никогда для себя. Пусть ненадолго. И тут важна не фантазия, а попытка ее воплотить. И это тоже реальный мир, да.
Вот что я думал, когда девушка, которую я видел в конторе шерифа, вдруг вышла мне навстречу из-за деревьев.
– А куда пошел Десмонд? – спросила она.
Ее ладони были изящно сложены поверх раны на груди. Ручьи крови заливали бледные пальцы и пышные рукава желтого платья.
– Он отправился за плохими людьми. Они прячутся ниже по течению ручья, – ответил я, изо всех сил стараясь не смотреть на ее рану. Глаза у девушки были цвета корицы.
– А-а, – кивнула она с улыбкой. – Десмонд отлично справляется с плохими людьми. Это работорговцы?
– Не знаю.
– Мы приехали на Запад, потому что здесь запрещено рабовладение. Мы – это вся наша семья.
Я кивнул, хотя не очень понимал, о чем речь.
– Вы покажете мне, куда идти? – спросила она. – Пожалуйста! Мне нужно найти его.
– Идите вот по этой тропе. – Я показал рукой направление.
Девушка посмотрела в ту сторону.
– Не согласитесь ли вы проводить меня? – вежливо спросила она.
Я пожал плечами:
– К сожалению, я не могу. Десмонд велел мне оставаться с лошадьми. Можно ли узнать, как вас зовут?
– Матильда Чалфонт.
– Вы жена Десмонда?
Она рассмеялась:
– Нет, глупыш! Я его сестра. Ну что ж, я пойду за ним. Благодарю вас.
– Удачи вам.
Она обошла меня и стала спускаться по тропе, но затем вдруг обернулась:
– Если я разойдусь с ним, не передадите ли вы ему сообщение от меня?
– Конечно, буду рад.
– Скажите ему, что я оставила для него мамин сливовый пудинг, но потом почти весь съела и что я прошу у него за это прощения. Хорошо?
– Хорошо.
– Спасибо! – с улыбкой ответила она.
У нее на щеках играли ямочки точь-в-точь как у шерифа Чалфонта, и у них обоих были кудрявые волосы.
Тем временем вернулся Митиваль, и мы вдвоем проследили, как девушка скрывается за поворотом. Мне хотелось сказать ему, что они престранные создания.
– Как по-твоему, что это было? – спросил я вместо этого.