Человек тяжело вздохнул, поднялся со скамейки, собрал валявшиеся вокруг ветки, соединил их в пучок и начал сметать ими с могилки листву. У самого креста валялась старая гнилая коряга. Человек поднял ее и отбросил в сторону. Под корягой прятался бледный вытянутый побег деревца. Человек протянул руку, чтобы выдернуть его, но передумал, присел на корточки, желая рассмотреть росток поближе. «Пересадишь его ближе к солнцу…» – вспомнил он слова садовника. «Только где же на наши исковерканные души набраться добрых рук», – промелькнуло у него в голове. Слабое растение напомнило человеку умирающего, изможденного долгой болезнью, отца. «Сынок, сынок, – кричал он в бреду, хватая сына за одежду цепкими руками. Помоги мне, мне так страшно, я не хочу умирать, так страшно». Его душа тянулась к сыну, как этот слабый росточек, пытаясь укрыться от надвигающейся на нее темноты в спасительном свете сыновней любви. А затем похороны, чувство страха и беспомощности перед смертью, распахнувшей перед ним свой черный занавес вечности, жесткой, бескомпромиссной в своей неотвратимости. И щемящее чувство вины перед отцом. Человек потер ладонью лоб, пытаясь стереть тяжелые воспоминания. И тут перед ним из памяти всплыло лицо Эл. Эл – милая худенькая девчонка с огромными глазами и копной золотистых волос, неизменный друг детства. Все ее считали неисправимой фантазеркой, не от мира сего, за бесконечные рассказы о выдуманной ею стране Заходящего солнца. Имя Эл – Элгрин она придумала себе сама. «Это, как прощальный звук заходящего солнца, – говорила она. А ты, Шек, словно крыло птицы рассекает воздух. В душе каждого человека живет птица».
Эл держала его руку в своих маленьких ладонях и говорила тихим голосом: «Ты ни в чем не виноват перед свом отцом, Шек, жизнь такая, какая есть, а не то, что мы придумали, и принимать ее надо такой, как она есть. Надо жить. Просто жить, Шек». Было странно слышать эти слова от Эл, которая казалось жила лишь своими мечтами, и именно в тот момент, удивленно глядя в знакомое лицо Эл, он вдруг увидел в ней женщину. Маленький чуть вздернутый носик, темно-русые, пушистые волосы, которые на солнце отливали золотым, чуть медноватым оттенком, как стволы сосен в лучах заходящего солнца, и глаза, бесконечные, серо-зеленые глаза с черными крыльями длинных ресниц. Уже не слыша, что говорила Эл, утопая в серой зелени под взмахом черных ресниц, он понимал, что маленькой девочки, рядом с которой он был когда-то сильным и значимым, защищая ее от ехидных насмешек дворовых мальчишек, больше нет. А рядом с маленькой женщиной, которая неожиданно возникла на ее месте, он почувствовал себя растерянно и беспомощно, как ребенок. Это новое незнакомое чувство испугало его. Захотелось убежать. И он бежал.
Человек оглянулся вокруг, подобрал валявшуюся неподалеку ветку покрепче и подпер ею хилый росток, отряхнул руки и поднялся с корточек.
«Э, братец, а ты не так-то прост, всю душу вывернул наизнанку. Уж прости, что могу, не садовник. Расти, как знаешь».
На кресте, в центре крестовины, чьей-то заботливой рукой была прикреплена иконка. Человек достал из кармана чистый аккуратно сложенный носовой платок, протер запылившийся образ и замер… На него смотрела Богородица. Краски на иконе поблекли, выгорели, образ был еле различим, но взгляд Пресвятой, освященный лучами заходящего солнца, был удивительно живой. И в этом чудном взгляде, как в потоке яркого теплого света, человек вдруг увидел свою душу. Она была подобна тому жалкому росточку, придавленному корягой, она была подобна покалеченной птице, утратившей небо. Маленькая, уродливая, одинокая… Дыхание перехватило, из глаз потекли слезы. Но после неожиданных слез, как после грозы, на душе стало чисто и спокойно.
…– Ваш выход, – сообщил молоденький парнишка, заискивающе глядя на человека с аккуратной седой бородкой. Тот согласно кивнул в ответ говорящему и направился к выходу на сцену. Мимо него пронесли декорацию. На ней было изображено заходящее солнце. На фоне заката летел косяк белых птиц. И снова яркой картиной перед ним появилось взволнованное лицо Эл. С широко распахнутыми глазами она шептала: «Смотри, смотри, Шек! Это не облака, это острова, замки, парусники в алом море и музыка, музыка, как соловьиная песня. Мы такие несчастные, Шек, нам так не хватает любви, мы так хотим, чтобы нас любили, но мы не умеем любить. Любить, не оглядываясь на себя, ничего не требуя взамен. А туда, в страну Заходящего солнца, летят наши души, как белые птицы, там они свободны, потому что там не боятся любить и радоваться, просто радоваться жизни». «Эл, милая моя девочка, Эл, – прошептал человек, – я нашел твою страну, и я пойду и всем расскажу о ней».
Публика рукоплескала любимому артисту-комедианту. Человек подошел к микрофону и, как-то по-детски легко и задорно улыбнувшись, заговорил.