Помни меня

Лукас наклоняется над баром и дергает за шнурок колокольчика. Колокольчик звенит, давая понять, что паб закрывается. Лукас решительно берет меня за руку, и я молча подчиняюсь. Он ведет меня на кухню и усаживает на стул. Здесь Кит! По крайней мере, Кит рад меня видеть. Он отрывается от миски, из которой лакал воду, и подходит, чтобы я его погладила. (Разве Лукас не собирался оставить его у друга? Так и знала, что это вранье.)

Когда через минуту возвращается Лукас с бутылкой бренди, я на полу обнимаю Кита за шею. Я с виноватым видом отпускаю собаку, и Лукас говорит:

– Выпей это. Я там сам закончу.

Мне никогда не нравилось бренди, но я послушно пью, прислушиваясь к звукам, доносящимся из зала: приглушенные разговоры и лязганье кассового аппарата.

В конце концов Лукас присоединяется ко мне, тщательно закрывая за собой дверь.

– Ты в порядке?

– Да, спасибо. Извини. Даже не знаю, как это случилось. Я сказала ему, что он не должен здесь раздеваться. Он схватил меня, и у меня был нервный… я ему врезала. Мне так жаль, обычно я не бью людей.

– Да нет. – У Лукаса расширились глаза от удивления. – Это не тебе, а нам следует извиняться. Это же идиотизм: оставлять тебя одну в пабе. В понедельник я провожу собеседование, и мы наймем еще кого-нибудь. И плевать мне на то, что скажет Дев.

– О? Я… спасибо.

– Предоставь это нам.

Он скрещивает руки на груди. Тон у него примирительный, но не вполне дружелюбный.

Я нарушаю тишину:

– Тор – скандинавский бог. Он считал, что имеет право на любую девицу, которая ему приглянется. Ему бы следовало быть осторожней.

Лукас улыбается и качает головой. С одной стороны, он одобряет, что я еще могу шутить, но, с другой стороны, как бы намекает, что шутки здесь неуместны. Он говорит:

– Мне жаль, что я не вернулся раньше.

– Все в порядке.

– Я вызову тебе такси. Представляю, как тебе хочется домой.

Я открываю рот, чтобы что-то добавить, воспользовавшись удобным случаем, но мне не хватает смелости. Однако если я прикончу бренди и будет такой выброс адреналина, что я смогу поднять грузовик, то, возможно, что-нибудь и скажу.

Когда я собираюсь выйти на улицу к своему такси, Лукас смывает с пола кровь.

– Лукас, – начинаю я под звук работающего мотора. Я знаю, что это очень рискованно, но сейчас необычный момент, когда мы оба не держим оборону. И если я не сделаю это сейчас, то, возможно, не сделаю никогда. С течением времени будет все труднее – мне ли не знать.

– Я тут подумала… Не учились ли мы вместе в школе? В шестом классе?

Я затаила дыхание и нервно сглотнула. Лукас с минуту пристально смотрит на меня. Задумавшись, он рассеянно окунает швабру в ведро с водой.

– Да, кажется. А я-то думаю, откуда тебя знаю? Но мне не хотелось спрашивать. Подумал: а вдруг ошибся.

Я съеживаюсь. И зачем только я спросила! Каждое слово, которое он сейчас скажет, будет меня распинать. Я столько лет гадала, какими будут эти слова, а он швырнет их так небрежно.

– Мы не?.. У нас не было?.. – Лукас колеблется, затем откашливается и продолжает: – Не уверен, как сформулировать это, э-э, по-джентльменски. Мои воспоминания о той поре, когда мне было от восемнадцати до двадцати трех, в лучшем случае весьма туманны.

Он спрашивает меня, сделали ли мы это? Я чувствую, как мое сердце проваливается сквозь пол, в канализацию под городом. Он даже не помнит, делали ли мы это? Вот это да! Рэв говорит, что я скромная? Ну что же, у меня есть для этого все основания.

Сначала я ничего не говорю. Я даже не могу заставить себя вежливо улыбнуться. На лице застыла горестная маска.

– Думаю, мы едва ли обменялись парой слов, – в конце концов хрипло произношу я.

– А! – восклицает Лукас, и его плечи слегка опускаются. – Я не был уверен… Юность, да? Ха-ха.

Он смотрит на меня с надеждой, ощущая некоторую неловкость.

– Доброй ночи.

Во время поездки в Крукс по моим щекам текут слезы, которые я не в силах сдержать.

Вне всякого сомнения, Фэй сказала бы, что это позитивно – то, что я могу плакать. Но Фэй не пришлось обнаружить, что любовь всей жизни ее забыла.

– Вы же не знаете, что он любовь всей вашей жизни, – однажды сказала она с благосклонной улыбкой. – Сколько вам лет? Еще полно времени.

– Кэти и Хитклиф в «Грозовом перевале» знали. А они были детьми.

– Но посмотрите, чем это кончилось, – возражает Фэй. – Они оба умерли.

– Ну, это в конце концов случается со всеми, – заключаю я. Фэй объявляет, что наш час истек.

19

По крайней мере, теперь я знаю ответ.

Я сижу в горячей ванне, обхватив колени. Над головой на веревке висит добротное нижнее белье Карен, словно флажки. Меланхолия окутывает меня. Сейчас утро после вчерашнего разговора с Лукасом, и я все еще чувствую себя так, словно меня вывернули наизнанку.

Не хочу быть циничной, но тот, кто даже не помнит, был ли у нас, извините за грубость, половой акт (между прочим, Лукас Маккарти, у меня это было бы в первый раз), определенно не является любовью всей моей жизни.