Помни меня

Мне нравятся унылые старые надгробные камни, покрытые изумрудным лишайником. С датами, начинающимися от 1800-х, когда целые семьи умирали, скажем, от цинги. А вот современные сверкающие надгробия вызывают у меня нервную дрожь.

Когда я дохожу до ДЖОН ХОРСПУЛ – памятника тому факту, что это действительно произошло, – у меня больно сжимается сердце.

Я размышляю над тем, как лицемерны слова, высеченные на его надгробном камне: «Возлюбленному мужу, отцу и брату». Два слова из трех неверны.

После похорон дядя Питер вернулся в Испанию со сверхзвуковой скоростью. Мне почудилось, будто я слышу саркастическую реплику папы: «Это человек, который украшает комнату своим отсутствием».

Шпильки папы в адрес дяди Пита («Этот гость так же приятен, как кошачье дерьмо, которое ты обнаружил в своем доме, хотя у тебя нет кошки») всегда заставляли меня трястись от хохота. И как только эта мысль приходит мне в голову, я сознаю, что никогда больше не услышу папин голос и его шутки. Фантазии – вот и все, что мне осталось, фантазии, порожденные ностальгией. Бледная имитация. Я так остро ощущаю утрату, что у меня подгибаются колени.

Через два года после смерти папы я сказала Клем, что это кажется нереальным. Я постоянно жду, когда до меня окончательно дойдет. Она потеряла отца, когда ей было четырнадцать. Мы познакомились в «Макдоналдсе» в час ночи, когда к ней приставал какой-то подозрительный тип. Мы с Джо вмешались и предложили подвезти ее в нашем такси. Кончилось тем, что мы съели гамбургеры за мой счет и выпили еще, хотя было ясно, что нам уже хватит.

Клем ответила:

– Не знаю, что тебе сказать, Джордж. Это всегда кажется нереальным и никогда не доходит. Такой момент никогда не наступает. Мир продолжается, но в нем всегда недостает одной частицы. А между тем ты справляешься с этим, пока она не отыщется.

Это имеет смысл. Теперь все кажется временным. Собственно, так всегда и было, просто я этого не знала.

Я откашливаюсь и, оглядевшись, говорю:

– Привет, папа.

– Значит, вот как у нас обстоят дела, – бормочу я, чувствуя себя дурой, хотя я здесь определенно одна. Вокруг плоский пейзаж; надгробия, похожие на ряды домино, тянутся к горизонту. Я смотрю вверх, как будто там может болтаться дрон, который ловит мои банальные фразы.

Я тихо рассказываю о встрече с Лукасом, о том, как когда-то надеялась представить его папе. И о разрыве с Робином. Я пытаюсь представить себе, принял ли бы папа Робина лучше, чем Эстер и мама. Интуиция мне подсказывает: папа постарался бы, видя, как это нужно мне. Но он пришел бы к выводу, что Робин не тот, кто мне нужен.

У меня онемели пальцы: я все еще держу в руках целлофановую обертку от цветов. Я сую ее в карман и слышу голос папы: Почему на тебе эта штука цвета жидкости для полоскания рта? Она выглядит так, будто ты убила Маппета[51].

– Наверное, теперь увидимся, когда тебе так и не исполнится шестьдесят пять. Я обсуждала это с Эстер, и мы собираемся взять с собой Майло. Так что никаких непристойностей и «Ржавых Гвоздей». – Это его любимый рождественский коктейль. У меня снова щемит сердце. Положив цветы на надгробие, я со слабой улыбкой машу рукой.

Мама не хочет бывать на его могиле. У нас с Эстер есть свои теории на этот счет.

Когда я иду к выходу, меня настигает непрошеная мысль: «Прошла неделя, а ты все еще ждешь звонка Девлина. Ты ИДИОТКА».

Остановившись, я окидываю взглядом поле надгробных камней, словно в земных глубинах содержится эта нелицеприятная истина, затем тащусь дальше.

Что-то вызывает грусть, помимо того факта, что Лукас Маккарти меня не помнит и перекрыл мне путь в свой паб. Он счел, что я гожусь лишь на то, чтобы в майке и оранжевых шортах подавать липкие ребрышки и крылышки.

Анализируя свое разочарование, я обнаруживаю, что мне действительно очень нравится Девлин. Надеюсь, я ему тоже. Я понимаю, что в наши дни такое случается нечасто. А не звонить кому-то, когда ты обещал позвонить, нечестно. Откажи, но сделай это так, чтобы ты мне не разонравился.

По крайней мере, он мог бы послать мне лаконичное сообщение, притворившись, будто у них с братом вышла накладка: они наняли двух людей, причем другой оказался одноногим героем войны. Такая невинная ложь все упрощает – на случай если вы столкнетесь в городе. Уж мне-то это хорошо известно: я нашла и потеряла тысячу случайных работ в этом городе.

А может быть, он так наклюкался на поминках, что начисто все забыл? Нет. В таком маловероятном случае ему бы напомнил Лукас.

Он не знает, что я человек из его прошлого, и не хочет меня знать в настоящем. Или знает, что это я, и притворился, что не знает меня, а затем избавился.