Про бордель – история была особая. Они краем зацепили Румынию. А там – война войной, а бордель работает. Была даже поговорка – если есть сто лей, то имей хоть королей. Каждый отделался своим – кто дурной болезнью, кто понижением в звании. Прошлякова – опять не повысили в звании до майора, хотя представление уже было готово.
– Товарищ подполковник ну нету у меня формы. Штатная – за неделю рвется, я для каптерщика и так уже враг народа. Мне немецкую возить надо, причем разную, у нас и так там как походный табор цыганский.
– То-то и оно. Как табор цыганский – подполковник хмуро взглянул на подчиненного – и думал бы, что говоришь. Ладно, слушай…
Прошляков с интересом выслушал исходные данные для поиска. Он и сам слышал, что происходит что-то неладное – но связывал это с тем, что в районе центра города наверняка держали оборону элитные части СС, возможно даже лейбштандарт. Сам он со своими людьми – нечасто поднимался на поверхность, последние дни он обследовал и пытался найти проходы в берлинском U-bahn[79].
– Значит, данные о потерях специально занижались.
Подполковник хмуро кивнул
– В некоторых частях отмечены случаи паники. В штрафбат посылаем, но сам понимаешь – бесполезно. Рейхстаг в трех шагах.
– До него еще надо дойти…
– Сказал – думай, что говоришь!
– Да… мне нужно поговорить с теми, кто остался в живых. Может, они что-то видели. Вы передо мной прямо задачу ставите. Найди то – не знаю что.
– Других не будет!
– Извините, товарищ подполковник.
– То-то. Выжил мало кто. Но одного я тебе нашел. Сейчас.
Солдат – производил впечатление жалкое, было видно, что это не солдат. Настоящий солдат – давно не только свыкся со своей новой ролью и новым статусом – но и приспособился с комфортом существовать даже в страшных условиях войны. Именно так – отбирал людей в свою команду Прошляков. У его людей – в кармане всегда была ложка, а на ногах – офицерские трофейные сапоги, выменянные на что-нибудь, на ногах – идеально подвязанные портянки, в глазах – веселая бесшабашность, мол мне – сам черт не брат. Оружие у такого солдата в идеальном порядке, в кармане всегда найдется неучтенный трофей – красивый пистолет, компас, часы. Вот с такими – можно и самому черту на рога нас… А этот…
Тусклые глаза, чистая, но на размер больше шинель, светлые пятна на гимнастерке, где раньше были медали. В принципе можно понять – перед самим Рейхстагом так опуститься. И ведь наверняка без вины – просто командование решило, что кто-то должен ответить. Нашли стрелочника – мертвые сраму не имут, а этот остался в живых. Он и виноват то был только в том, что не разделил участь своих солдат.
– Имя – строго спросил подполковник
– Антонов. Рядовой Павел Антонов тов…
Ага, значит, еще и били. Особисты сильно лютовали на эту тему – какой ты мне товарищ, гад! И в морду, да потом еще сапогами по ребрам… нравы на фронте простые. Особенно они досаждали во время передышек, перегруппировок… когда шла война, они старались на передовой не показываться. Нет, не из-за трусости… трофеев было много на руках, а пуля могла с разных сторон прилететь. Не любили особистов.
– Расскажите об обстоятельствах гибели вверенного вам личного состава.
Новоиспеченный рядовой – хорошо, что в штрафбат не закатали – начал рассказывать. Прошляков слушал, легко отделяя правду от лжи. То, что покинул вверенное ему подразделение – правда, то что пошел проверять посты – ложь. Шариться по домам пошел, потому и троих с собой взял для поддержки. Такое было, причем часто. А что вы еще хотели? Кадровый состав к сорок третьему выбили весь. Те, кто служит сейчас – для них и кровать с никелированными шарами – невиданная роскошь, жизненная мечта. А тут – и ходики, и утварь кухонная. Даже телефункены[80]. Только обычно все наоборот было. Кто по развалинам шарахался – тех и резали. А тут – выбили тех, кто остался на ночевку.
Когда командир погибшего подразделения умолк, капитан посмотрел на подполковника
– Разрешите, товарищ подполковник?
– Действуйте.
– Есть несколько вопросов. Первый – сколько отсутствовали?
– Ну… около часа.
– Ты мне без «ну»! – пристрожил подполковник
– Минут пятьдесят.
– Сколько времени? – внезапно спросил Прошляков
– Без десяти девять…
Часы были хорошие, наручные – не отобрали. Значит, словам про время можно верить. Прошляков сталкивался с тем, что люди, призванные от сохи просто не имели чувства времени, и с этим были проблемы.
– Возвращались тем же путем, как уходили?
– Да.
– Первого – часового нашли.
– Да… прямо наступили на него.
– Потом – и всех остальных.
– Так точно.
– Выстрелов, значит, не слышали.
– Никак нет.
– Сами не стреляли?
– Стрелял… – ответил за новоиспеченного солдата подполковник – он, сукин кот, решил бой сымитировать.
– Вам ответили огнем?
– Никак нет.
– Кто-то был еще в живых, когда вы вернулись в место расположения?
– Никак нет.
– Костер все еще горел?
– Никак нет.
– Уже потух? Угли горели?
– Никак нет. Мы же его потушили. Только в ведре кое-что тлеть оставили. Чтобы утром – не разжигать…
– Ну?