Помни

Мысль отправить ее в Прованс зародилась еще три недели назад в Гонконге, когда они с Кли заканчивали ужин в отеле „Мандарин". Вдруг ни с того ни с сего, будто почувствовав, что она выбилась из сил, Кли сказал:

— Отправляйся-ка ты, Ник, на мою ферму в южной Франции. Мне доставляет истинное удовольствие бывать там, я уверен, что, оказавшись в этом спокойном месте, ты сможешь на время выкинуть все из головы.

Поначалу она отказалась наотрез. В ту минуту Франция не очень-то ее привлекала, хотя в прошлом она обожала эту страну и чувствовала себя там как дома. Вот уже несколько лет, как страна эта отождествлялась для нее с душевными муками.

Три года прошло с тех пор, когда она ездила на мыс Антиб со своим женихом Чарльзом Деверо, человеком страстно любимым ею, за которого она собиралась выйти замуж. И вот безо всякого предупреждения или даже намека на размолвку он порвал с ней самым жестоким образом. Между ними не произошло никаких объяснений; разрыв произошел спустя пару месяцев после их сказочного путешествия на Лазурный берег.

С тех пор о Чарльзе Деверо не было ни слуху ни духу.

Ей не хотелось бередить старые раны и отправляться туда, где они провели вместе последние дни. В иные мгновения она вновь терзалась мыслями о нем, дрожа от праведного гнева. И старалась заглушить ярость работой, гоня прочь непрошеные воспоминания.

Да, конечно, Кли не мог знать ни о чем подобном и продолжал настаивать. Уезжая из Гонконга в Париж, он бросил мимоходом:

— Боюсь, что сам я не смогу поехать туда, Ники, но за тобой отлично присмотрит моя экономка. Прошу тебя, поезжай, — на лице его сверкнула ослепительная мальчишеская улыбка. — Она избалует тебя до безобразия, и я не сомневаюсь, что ты будешь без ума от нее. Амелия просто чудо. Послушай, ферма расположена в чудесном краю, краю художников, его рисовали Сезанн и Ван Гог. Ты там прекрасно отдохнешь, я уверен. Поезжай без разговоров. Тебе надо заняться собой, урвать недельку-другую и расслабиться после ужаса Пекина. Подумай немного о себе.

Тронутая заботой, она немного смягчилась и обещала подумать, а вернувшись в Нью-Йорк, так и сделала. Мысль о сельском доме во Франции и возможности отрешиться ненадолго от забот посещала ее, к удивлению, все чаще и чаще.

В те редкие перерывы, что выдавались между съемками и монтажом фильма о событиях на площади Тяньаньмэнь и их последствиях, Ники размышляла, ехать ей или не ехать. Она никак не могла решиться, купить билет на самолет, сложить чемодан и пуститься в путь.

Ее сомнения развеял Арч. Когда фильм лежал в жестяной коробке, он признался ей, что выглядит она ужасно, хуже, чем когда-либо.

— Ты выработалась, — сказал он. — До конца года крупных дел не предвидится, так что хороший отдых тебе не помешает. Пользуйся случаем, Ник. Надо отдохнуть, ей-богу.

Когда же она забормотала что-то о том, что может случиться нечто важное, Арч расхохотался и пообещал, что он доставит ее самолетом откуда и куда угодно, если только где-нибудь начнется война.

Она рассмеялась в ответ, но все же возразила:

— Но я-то знаю, что мои дела не так плохи, Арч. Признайся, ты преувеличиваешь.

Его ответ был краток и точен:

— Ты выглядишь из рук вон, Ники, ни больше ни меньше.

Она взглянула на себя в зеркало и вынуждена была признать, что Арч прав. А в результате тщательного исследования пришла к выводу, что Арч даже приукрасил истинное положение вещей. Она определенно выглядела нездоровой. Лицо было необычайно бледно, измождено; под глазами — круги; волосы висят безжизненно, как пакля. И что еще хуже, глаза, всегда ясные, голубые, теперь тусклы, словно выцвели, если только такое вообще возможно.

Ники знала, что искусная косметика может скрыть некоторые недостатки от глаза камеры и она сумеет и дальше прятать явные признаки переутомления под изощренным гримом. Но приходилось признать, что глупо отказываться от отдыха, особенно принимая во внимание то, что телекомпания задолжала ей столько выходных. Она и в самом деле чувствовала себя измученной и опустошенной; теперь, по-видимому, это становилось заметно и окружающим. Итак, отложив зеркальце, она позвонила Кли, находившемуся в ту минуту у себя в агентстве в Париже, и сообщила, что не прочь принять приглашение, если, конечно, оно еще в силе. Кли был в восторге.

— Молодчина, Ник! — воскликнул он с такой радостью, что, казалось, шнур телефона слегка задрожал. — Завтра я лечу в Москву снимать Горбачева для „Пари матч", но Жан-Клод устроит, чтобы тебя встретили в Марселе, а потом отвезли на ферму. От тебя лишь потребуется добраться до Марселя через Париж или Ниццу. Только дай Жан-Клоду знать о дне и времени приезда заранее. Я позвоню из Москвы, чтобы узнать, как ты устроилась.

Через двое суток она уже пересекала Атлантику на борту французского „Конкорда", а еще через три часа сорок пять минут самолет приземлился в Париже. Переночевав в своей любимой гостинице „Афинская площадь", Ники на следующее утро вылетела из аэропорта Орли в Марсель.