Помни

Ники стояла посреди номера, стараясь сосредоточиться на том, что ей предстоит сказать. В Китае воскресенье, восемь пятнадцать утра. В Нью-Йорке еще суббота, семь пятнадцать вечера.

Она держала в руке телефонную трубку и ровно, без пауз говорила в нее „с телевизионной скоростью", как она выражалась. Сенсационный репортаж о событиях, свидетелем которых она была на площади Тяньаньмэнь, подходил к концу.

— Покойный Мао Цзэдун как-то сказал, что винтовка рождает власть. Сегодня Народно-освободительная армия обратила оружие против студентов и гражданского населения. Против невинных людей. Против безоружных людей. Это была настоящая кровавая бойня. И развязана она была по приказу престарелых вождей, отчаянно цепляющихся за свою власть. По-видимому, Мао Цзэдун был прав. По крайней мере, в отношении Китая.

Короткая пауза и заключительные слова:

— Ники Уэллс с пожеланием спокойной ночи из Пекина.

На другом конце провода она услышала голос Майка Фаулера, ведущего студии Эй-ти-эн:

— Спасибо, Ники, за замечательный репортаж из Пекина. А теперь сообщения из Западной Европы...

Ники щелкнула выключателем и взглянула на Арча, который сидел на столе, прижав к уху трубку.

Он улыбнулся, несколько раз кивнул и поднял кулак с задранным вверх большим пальцем. Значит, она свою работу сделала как надо.

Продюсер разговаривал с Джо Спейтом, редактором из аппаратной Эй-ти-эн в Нью-Йорке.

— Спасибо, Джо, — широко улыбнувшись, сказал Арч, — мы вышлем пленку через час. Вы должны получить ее завтра ночью. Хорошо. Чао. — Он повесил трубку и подошел к Ники. — Им понравилось. Ты была просто великолепна!

— Это лучший из твоих пекинских репортажей, — подтвердил Джимми. — Но фильм, который мы только что сняли, еще лучше.

— Присоединяюсь, — согласился Люк.

— Спасибо, мальчики. — Ники улыбнулась. Их похвала значила для нее очень много, потому что она знала — они всегда говорят правду и не постесняются ее огорчить, если она вдруг не дотянет до своего привычного уровня.

В дверь постучали, Люк открыл, и вошел Кли. Лицо у него было страшное, изможденное, осунувшееся. Прежде, чем он начал говорить, Ники уже поняла, что он хочет сообщить. Ей подсказали это его темные глаза, на этот раз казавшиеся опустошенными.

— Май умерла, — мрачно проговорил он. — Ее не удалось спасти. Врачи сделали все, но она потеряла слишком много крови.

— Бедная девочка, — пробормотал Джимми.

Люк тяжело опустился на стул. Арч с потерянным видом стоял у стола.

Неверным шагом Ники приблизилась к Кли.

— Ты выглядишь ужасно. Присядь, давай я сварю тебе кофе.

Кли подошел к ней вплотную и стер слезы, которые текли по щекам незамечаемые ею.

— Знаешь, Ник, хорошо, если ты поплачешь, — сказал он.

Она глубоко вздохнула.

— А Йойо?

— Он невредим, но убит горем.

Ники кивнула.

— Где он?

— В больнице Сиехэ. Договаривается перевезти тело Май домой, к ее родителям — они живут на окраине Пекина.

Ники не могла говорить, слова словно испарились. Кли обнял ее, подвел к дивану. Они присели, и он очень тихо проговорил:

— Мы, журналисты, ежедневно видим горе, войну, смерть. Такая уж у нас работа. Мы становимся стойкими, думаем, что неуязвимы. На самом деле это не так. Все уязвимы. Даже ты, Ники.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВЛЮБЛЕННЫЕ

Приди ко мне и будь моей,

И мы изведаем все наслажденья...

Кристофер Марло

6

Это был край Сезанна, край Ван Гога. Так сказал ей Кли, а он знал, что говорит.

Все краски с палитр этих живописцев были здесь в тот день — краски земли и неба Прованса: богатейшие оттенки красного, коричневого, желтого, обожженной глины, апельсина, абрикоса и спелого персика, розы и трепетно оранжевых ноготков, широчайшая гамма оттенков синего, голубого и зеленого, сочных и ярких, как глазурованная эмаль. Все это великолепие излучало золотистое свечение и казалось насквозь пропитанным щедрым провансальским солнцем.

С первых минут своего пребывания в Провансе Ники была очарована его красотами и старым сельским домом, принадлежавшим Кли. Не было дня, чтобы у нее не перехватило дыхание от удивления и восторга. Природа этого сказочного уголка на юго-востоке Франции предстала перед ней во всем многообразии.

И потому в этот солнечный день, сидя в тени платана подле бассейна, окаймленного белым камнем-плитняком, попивая свежий лимонный сок и мечтая, она готова была смеяться над собой. Подумать только, ведь она поначалу не хотела ехать сюда и только теперь поняла, что ни на что не променяла бы эту краткую передышку в цепи нескончаемых репортажей о катастрофах.

Она была благодарна Кли за то, что он великодушно предложил ей пожить в его доме. Это было его заветное местечко. Она знала, что очень немногие удостаиваются чести быть приглашенными сюда. Но в конце концов, подумалось ей, Кли искренне беспокоится о ее благополучии; этот знак внимания был лишь одним из многих проявлений его заботы.