Поминальник усопших

Что до сегодня вызывает яростные споры и порождает невероятные домыслы — это бросающаяся в глаза исследователей новейшей немецкой истории «подозрительная согласованность» действий в октября 1923 года германских национал социалистов Гитлера и террористов Троцкого! Ведь абсолютно по всем адресам предполагавшегося (и установленного) хода большевистского мятежа, и боевые отряды новорожденной партии на часы, — на минуты иногда, — тоже УПРЕЖДАЛИ все действия московских швондеров! Только… пусть доброхоты–историки не относят это за счёт рабочих издержек, якобы (или на самом деле), сопротивления Зиновьева и Сталина, стремившихся, якобы, не допустить главенство Льва Давидовича в «знаковых» германских событиях осени 1923 года!

29. Мемориал.

Маме, к тому времени скальпелем своим спасшей на «её» войнах около двух с половиною десятков тысяч россиян, — не до рассуждений было, естественно, о гипотетике «чудесного спасения» предполагаемых жертв так и не состоявшейся — и по её милости тоже — новой европейской бойни. Но октябрьским — 1923 года — вояжем в Берлин «Реестр–мемориал Светлой памяти Его Белоснежного Величества адмирала Колчака» она пополнила! А числилась в нём и Кронштадтская её эпопея года 1921. И подвиг шести братьев её: Юхо, Арво, Леннарта, Эриха, Пера и Пааво, и кузена — Павлика Редигера…В феврале года 1918, — с группой друзей–ревельцев, с Феликсом Керстеном (тоже кузеном) в компании, — перебрались они по льду «Маркизовой лужи» в сражающуюся Финляндию. Присоединились волонтёрами к прошедшему обучение в Германии, и тремя сутками прежде высадившемуся в Вааса, «27» егерскому батальону. И прошли, в связке с ним, в непрерывных боях с большевиками всю Войну за независимость. Мама узнала о том весной 1921 года, прибыв из мятежного Кронштадта в Гельсингфорс с караваном раненых Балтийских моряков.

С сентября 1939 по март 1940 года они вновь вынуждены были, бросив дела и семьи, защищать свою Финляндию в «Зимней войне». И снова жестко, — жестоко даже (на войне, как на войне!) наказывать напавших на их Суоми «родственников». Наказать снова за наглость и глупость. Керстена Феликса, правда, с ними на сей раз не было — он был в Европе. Учился. Работал. Делал карьеру. Блестящую надо сказать. Зато наличествовали все его друзья и родичи. И Белоснежный Адмирал помянут был по–доброму в семейном «Реестре» мамы ещё раз. Оказалось, не последний!

И без Эриха уже, — вечная ему память — погиб в 1918, — собрались они в начале августа 1941 года снова. Съехались, чтобы ещё раз защитить Финляндию от полчищ всё того же несчастья. Которое в тюрьмах, лагерях, депортациях и ссылках истребило к тому времени новые миллионы несчастных россиян. Защищать теперь уже об руку с… немцами. С Гитлером! (В «союзе» с ним — иного варианта спасения Финляндии «кремлёвский горец» и постоянно бдящие интересанты ей не оставили! И такое надо было пережить!…). Защитить от всё той же беды, но теперь уже с выломанными у неё только что… жвалами…

Да, снова пришлось браться за оружие. Что бы ещё раз защитить родную страну. И ещё раз попытаться «уберечь» незадачливых соседей от попыток врываться сквозь неё (сквозь нас, финнов) в нашу Северную Европу…Но то — потом. Потом.

…А сейчас — сейчас финт с Троцким!…

На помянутой — в декабре 1953 года — Ишимбинской нашей встрече — мама с гордостью и с совершенно не свойственным ей… пафосом, что ли, подытожила: — «Вот теперь Реестр наш чего–то стоит! И стыдно не будет перед светлой памятью Александра Васильевича… Подумать только, — с именем Его в сердце…Да, да, — только так, только так!… С именем его в сердце никто из Наших в этой страшной войне не осквернил ни себя, ни нас всех, хотя бы мгновением осознанного прямого действенного участия в ней на стороне Гитлера. Но и, Боже сохрани, за личные интересы рябого палача. Якобы, «отстоявшего» нашу Россию и «выигравшего» войну. Он–то её — точно, — с подачи всеядных «союзников», — выиграл. Но какую немыслимо страшную цену уплатил за это несчастный народ? …