Поминальник усопших

В Баварии операции Рейхсвера начались тоже сразу после событий утра 9 ноября. Всё тем же «встречным палом», стремительно опережая троцкистских путчистов по свержению по свержению законных Земельного и Имперского правительств, и здесь действовали «орды» молодой партии. Было: с двумя егерями Гитлер вошел в Мюнхенский «Бюргербройкеллер». Там шел яростный…Нет–нет — не бой! Но трёп… о необходимости, что «надо что–то делать?!». Он, — вспрыгнув на стол президиума, — показал ЧТО: выстрелом в потолок «упросил» витийствовавших комиссара Баварии Кара, командующего войсками Седьмого Военного округа Лоссова и начальника Мюнхенской полиции Зайссера быстренько заткнуться. И, — не спрыгнув ещё обратно на пол, — назначил первого — правителем Баварии, второго — военным Министром Германии. Рот не успевшего открыть генерала–героя Людендорфа он поставил Верховным главнокомандующим. Ну, а…себя, себя — Рейхсканцлером, конечно! Воспринято это было (сообщалось) и присутствовавшими и самим Гитлером с юмором (?). Только ведь и смешное от трагического лишь временем отделено…Трое первых названных высших государственных чиновников «револьверному аргументу» конечно же вняли и подчинились. Но уже утром «посчитали себя свободными» от взятых на себя(!) чреватейших обязанностей. Знали ли они себе цену? Нет, конечно. А вот Гитлер знал. Наперёд, причём. Хотя «проставлена» цена была официально лишь десятью годами позднее. И не им самим — шутки ради, и в порядке самодеятельности. А всерьёз — Его Величеством Народом Германии.

А ведь некоторые — попугаями повторяя «подробности» самого факта — этого до сегодня так и не уразумели!

Тогда, — в 1923 году, — Секту, человеку дисциплины и точного исторического расчёта, поспешность само провозглашенного «канцлера» была не ко времени.

Уже прощаясь с мамой, логику своих действий объяснит он так: «…Дело сделано. Но даже самым активным, пусть добровольным, участникам наведения порядка, — в том числе «диким ордам» симпатичнейшего но не терпеливого самозванца, — необходимы скромность и ТЕРПЕНИЕ. Время его не наступило ещё. Но оно непременно придёт…Пока же…Пока далеко не скромное и очень уж шумное для бюргерского музыкального уха карнавальное шествие молодчиков его, — торжествовавших свою бесспорную победу на издохшим, как представлялось им, большевистским драконом, — полиции приказано было успокоить, придержав их у Галереи. Не успокоились. Над здравым смыслом возобладали не здоровые эмоции. Непорядок!…Главное же: на внятное, — по времени обоснованное и уж ничуть не чрезмерное, — распоряжение полиции ответили они вовсе не игрушечным огнём!… Огнём их и остановили…»

Сект, или тот, кто докладывал ему, скромничали: Мюллер, — теперь уж «ТОТ», Генрих (полтора десятилетие спустя «МЮЛЛЕР-ГЕСТАПО»), — с «довольно мирно» настроенной ордою поступил тоже «по времени» круто: 16 демонстрантов было убито. Десятки ранены. Геринг в их числе, человек во всех смыслах видный, знаменитый лётчик–асс — герой Мировой войны. В их числе несший знамя средний из трёх братьев Гиммлер — Генрих, будущий рейхсфюрер СС. И шедший в первом ряду рядом с братом и Гитлером Гиммлер–старший — Гебхард. К слову, последний ни в чём предосудительным позднее не замешанный, и после Второй мировой войны не обвинённый ни в чём. Инженер–радио техник. Интересен тем, что (как и младший из братьев Гиммлер — солдат, павший в Берлине) он один из очень не многих значимых людей Германии, — ни в те, ни в более поздние времена массовых постпораженческих разоблачений, не предал родного брата — пусть чудовища, пусть выродка, пусть достойного тысяч казней, окажись он живым в руках Трибунала. Не отвернулся от брата. В Нюрнберге — свидетель после двух лет тюрьмы (Именно ЗА ТО, что брат преступника! Получается, что и там у них, «у демократов и человеколюбов» те же ленинско–троцкистские принципы обвиния граждан!), он старался всячески, как мог, Генриха обелить, выгородить, защитить честь или хотя бы память дорогого ему человека. Пытался объяснить не объяснимое. Достучаться до сердец судей, человечества…И с Высокой Трибунальской Кафедры, — значит, на весь оскорблённый главным нацистским извергом и люто ненавидящий его мир, — не устрашился назвать «любимого брата человеком доброго, отзывчивого, нежного сердца» (каким — по многочисленным свидетельствам — тот и был в юности и в годы молодости, пока социалистическая скверна не поразила его мозг!).

Другим бы, в аналогичных, — как у Гебхарда, — ситуациях, хотя бы тень такой порядочности…Хрен!

…Остановил дальнейшее побоище у Галереи бывший Главком кайзеровской армии маршал Людендорф (тот самый, «назначенный»), шедший тоже в первом ряду колонны рядом с назначавшим (тогда же спасённым одним из прикрывших его собою штурмовиков; штурмовик тот погиб).