Поместье Арнгейм

Отыскивая подходящее мѣсто, такимъ образомъ расположенное, Эллисонъ путешествовалъ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ, и мнѣ дано было сопровождать его. Тысячу мѣстъ, которыя привели меня въ восхищеніе, онъ отвергъ безъ колебанія, и его доводы въ концѣ концовъ убѣдили меня, что онъ былъ правъ. Мы прибыли, наконецъ, къ одному возвышенному плоскогорью, красоты и плодородности удивительной; съ него открывалась панорамная перспектива, немногимъ развѣ меньшая по размѣрамъ, чѣмъ панорама Этны, и, какъ думалъ Эллисонъ, а равно и я, она превосходила прославленный видъ съ этой горы, во всѣхъ истинныхъ элементахъ живописности.

"Я сознаю", сказалъ путникъ, испустивъ глубокій вздохъ восторга, послѣ того какъ, заколдованный, онъ чуть не цѣлый часъ смотрѣлъ на эту сцену, "я знаю, что изъ людей самыхъ разборчивыхъ, будь они на моемъ мѣстѣ, девять десятыхъ здѣсь почувствовали бы себя вполнѣ удовлетворенными. Эта панорама дѣйствительно великолѣпна, и я могъ бы наслаждаться ею уже въ силу чрезмѣрности ея великолѣпія. Вкусъ всѣхъ архитекторовъ, которыхъ я когда-либо зналъ, побуждалъ ихъ, во имя "перспективы", ставить зданія на горныя вершины. Ошибка очевидна. Величіе въ любомъ изъ своихъ видовъ, въ особенности же величіе въ объемѣ, поражаетъ, возбуждаетъ — и затемъ вызываетъ утоленіе, угнетаетъ. Для созерцанія случайнаго, ничего не можетъ быть лучше — для созерцанія постояннаго, это худшее, что только можетъ быть. И, при созерцаніи постоянномъ, наименѣе пріемлемая форла величія есть величіе объема; худшая форма объема есть объемъ разстоянія. Оно враждебно сталкивается съ чувствомъ и съ ощущеніемъ уединенности — съ чувствомъ и ощущеніемъ, которому мы повинуемся, когда "уѣзжаемъ въ деревню". Смотря съ вершины горы, мы не можемъ не чувствовать себя внѣ міра. Тотъ, у кого болитъ сердце, избѣгаетъ далекихъ перспективъ, какъ чумы".

Лишь къ концу четвертаго года нашихъ изысканій, мы нашли мѣстность, относительно которой Эллисонъ самъ сказалъ, что она его удовлетворяетъ. Излшинее, конечно, говорить, гдѣ была эта мѣстность. Недавняя кончина моего друга, открывъ доступъ въ его помѣстье нѣкоторому классу посѣтителей, окружила Арнгеймъ извѣстнаго рода тайной, и полуразглашенной, если не торжественной, знаменитостью, похожей на ту, которою такъ долго отличался Фонтхилль, хотя безконечно высшей по степени.