— Так с дурака какой спрос? — усмехнулся Андрейка. — Отец по молодости глупый был. Пытался думать. Потом поумнел. Начал соображать. Да и жить ему так было сподручнее. Да и деда он опасался. Дурень — род позорит, вот он нос и вертел, недовольный, и сына сторонился.
— А ты ныне, отчего за отцом не следуешь?
— Пока батя жив был, слову его следовал. А ныне, чего уж? Своим умом хочу жить. А для того, чтобы дурнем быть — ум крепкий требуется. Я же пока мал слишком.
— Мудрено ты говоришь.
— Потому как глуп по малолетству, отче. Не обессудь. Мудрые люди, как мне сказывали, говорят так, что их каждый поймет. Так что мне еще мудрости набираться и набираться.
Афанасий не сдержался и усмехнулся. А потом произнес:
— Ты же не доверяешь мне. И все равно согласился. Почему? Сказал бы, что краски больше нет. Я бы этим удовлетворился и подождал бы до весны, когда ты ее принес бы на продажу.
— Уметь доверять — это величайшая из наук, потребных нам в жизни. И мне нужно учится ей. Страшно, отче. Очень страшно доверять. Но судьба подобна благородному скакуну, она не терпит трусливого всадника, покоряясь лишь мужественному.
— И кто тебе это сказал?
— Отец…
— Это совсем на него не похоже.
— Так ты его и не знал… — печально улыбнулся Андрейка, имея в виду не этого отца, а того — из XXI века. Но произнес он эти слова настолько искренне, что Афанасий невольно проникся и поверил.
В этот день никаких ранее запланированных работ, разумеется проводить Андрейка не стал. Гости задержались, чтобы заночевать с комфортом, а не на берегу речки. Поэтому наш герой не хотел ни сам терять бдительность, ни холопов своих отпускать. Мало ли что там у священника на уме?
Вот и провели полдня в беседах да всяких забавах.
Афанасий и Кондрат рассказывали ему новости о делах тульских. И делились сплетнями бытового характера. Кто, кого, куда и как. Но вежливо.
На первый взгляд — бесполезная информация. Но Андрейке в этой среде жить и вариться. Поэтому слушал он очень внимательно. И Кондрат, пользуясь вниманием отрока, время от времени вворачивал в поток этих сплетен сведения о дочерях подходящего возраста того или иного поместного дворянина.
— А про деда ничего не слышно?
— Пока нет, — ответил вместо Кондрата священник. — Но я ему уже передал с оказией печальную весть о гибели его сына.
— Вот не было печали… — покачал головой парень.
— Что, не жаждешь увидеть старика?
— Я же даже не помню, как он выглядит, — как можно более наивно улыбнулся наш герой.
— Понятное дело. Но ты не беспокойся. Он вряд ли до весны появится. Мужчина он занятой. Сейчас же сбор урожая на носу. Ему не до путешествий. Потом зима — не лучшая пора для его немалых лет. Да и в поход царь наш Государь против татар вроде как собирается. Вряд ли Семена отпустят. А весной смотр. И ему, как и всем поместным дворянам надлежит на него явиться. Вот после смотра, ежели надумает, то приедет.
— Если сможет, — добавил Кондрат. — Может на береговую службу заступит. И тогда только летом. По этому году, слышал я, он весной, сразу после смотра заступал. Значит весенний он.
Андрейка кивнул.
Он знал о том, что на береговую службу заступают в две смены. Половина дворян по весне, а вторая — летом и далее до осени. Береговую службу — значит на Оку для защиты державы от набегов татарских. И уходить с нее никто не решится. Даже если дома беда. Ибо первейшее дело эта служба. Такое не простят.
Потихоньку разговор утомил всех. И Андрейка предложил «дядьке Кондрату» «сабельками побаловаться».
— … а то я ведь совсем ей не умею махать.
— И то верно, — кивнул уже не молодой поместный дворянин и они вышли на полянку.
Тренировочного или учебного оружия у них не было. Поэтому работали боевыми. Осторожно. Медленно. О чем сразу условились.
Просто чуть-чуть постучали.
Кондрат Кобыла делал вид, что учит, а Андрейка — что учится. То есть, один показывал и рассказывал самые азы. А паренек старательно их повторял. Ничего такого. Просто хоть какая-то забава. И польза, ибо для столь слабого тела, каковым обладал наш герой любая тренировка на пользу. Тем более с живым оппонентом, когда можно хоть немного отработать сбивы ударов.
— Эх… — вернувшись к костру к землянке, произнес Андрейка, — где бы мне найти товарища такого, чтобы вот так — упражняться? И с сабелькой, и с копьем.
— Так навещай соседей, — пожал плечами Кобыла. — Мало кто откажется — дело-то стоящее.
— А нет ли в Туле увечного из числа старых, но опытных послужильцев? Чтобы и сабелькой умел, и копьецом, а в походы ходить не мог?
— Так Петр Рябой на паперти сидит, — заметил Афанасий.
— Да ну, — отмахнулся Кондрат, который явно этого Рябого не ценил.
— А чего сидит? — осведомился Андрейка.
— То мне не ведомо. Сказывает, что послужильцем был. Да хозяина его побили татары. А сам он едва ноги унес.
— И что же не идет послужильцем к кому еще?
— А никто не зовет. Стар он уже. Да и чужой здесь. Сам болтает, что из-под Рязани. Но то точно никто не ведает.