Бремен кивает и посылает Гейл изображение зевающего гиппопотама. Глубокая мысль, малыш, очень глубокая. А как насчет тех, которые говорят о людях, говорящих о вещах? Это особая подгруппа, или мы можем создать целую новую…
Заткнись. Макнамара хотел сказать, что Роберт Кеннеди не тратил время на людей из первых двух групп. Его интересовали только люди, которые говорили… и думали… об идеях. Важных идеях.
Пауза. И что?
Это же ты, дурачок!
Джереми стучит мелом по доске, записывая преобразование, пока оно не вылетело у него из головы.
Неправда.
Правда. Ты…
Основную часть рабочего времени трачу на обучение студентов, которым с младенческого возраста в голову не приходило ни одной идеи. Что и требовалось доказать.
Нет… – Гейл снова открывает книгу и постукивает длинными пальцами по странице. – Ты учишь их. Приводишь в мир идей.
В конце занятий у тебя с трудом получается выпроводить их в коридор.
Джереми, ты знаешь, что я имею в виду. Твоя отстраненность от мира… от людей… это нечто большее, чем стеснительность. Дело не только в твоей работе. Просто людей, которые основную часть времени размышляют над вещами, менее возвышенными, чем теорема неполноты Кантора, ты считаешь скучными… незначительными… Тебе хочется, чтобы все было космологическим, эпистемологическим и тавтологическим – а не прахом повседневности.
Геделя, – поправляет жену Джереми.
Что?
Геделя. Теорема неполноты Геделя. У Кантора континуум-гипотеза. – Бремен пишет на доске трасфинитные кардинальные числа и хмурится, рассматривая результат, потом стирает их и записывает на мысленную доску и начинает описывать защиту Геделя континуум-гипотезы Кантора.
Нет, нет, – прерывает его Гейл. – Суть в том, что ты немного похож на Бобби Кеннеди… нетерпеливый… считающий, что всем интересны абстракции, которые ты…
Джереми теряет терпение. Преобразование, которое он держит в уме, начинает ускользать. Слова мешают ясно мыслить. Японцам из Хиросимы уравнение E = mc2 не показалось такой уж абстракцией.
Гейл вздыхает. Сдаюсь. Ты не похож на Бобби Кеннеди. Ты просто невыносимый, заносчивый и бесконечно рассеянный сноб.
Ее муж кивает и записывает преобразование. Затем переходит к следующему уравнению, теперь точно понимая, как волна вероятности схлопывается в нечто подобное классическому характеристическому числу. Да, – мысленно соглашается он, уже ослабляя связь, – но я МИЛЫЙ невыносимый, заносчивый и бесконечно рассеянный сноб.
Гейл не отвечает. Она смотрит, как солнце садится за верхушки деревьев позади амбара. Теплый колорит этой вечерней картины, которой она делится с Джереми, перекликается с теплом ее не оформившихся в слова мыслей.
В крысином ходе
Бремена избили и ограбили через пятнадцать минут после того, как он вышел из автобуса в центре Денвера.
Они приехали поздно, после полуночи третьего дня, и Джереми пошел прочь от освещенного автовокзала, ежась от приносимых западным ветром снежных хлопьев и удивляясь, что в середине апреля здесь может быть так холодно. Он шел, сунув руки в карманы и наклонив голову навстречу ветру, – и вдруг оказался окруженным бандой.