– Я слышал, как один называл другого… самого высокого… Рэд, – сказал он, хотя твердо знал, что грабители не обращались друг к другу во время нападения. Но одного из них
Внезапно Бремен понял, что окружающий нейрошум доносится до него как бы издалека. Даже волны боли и паники от других пациентов отделения неотложной помощи, а также безмолвные крики и стоны из темных комнат над ним, заполненных страданием… все это ослабло. Джереми улыбнулся и благословил обезболивающее, как бы оно ни называлось.
– Ваш бумажник пропал, – сказала офицер полиции. – Ни удостоверения личности, ни карты страхования, ничего… – Она пристально разглядывала его, и Бремен даже сквозь туман обезболивающего чувствовал ее сомнения. Он похож на бродягу, но в больнице проверили его руки, бедра, ступни… никаких следов от инъекций… И хотя в моче было полно крови, следов алкоголя или наркотиков не обнаружилось. Джереми почувствовал, что женщина решила толковать сомнения в его пользу.
– Эту ночь вы проведете здесь, под наблюдением, – сказала она. – Вы говорили доктору Чалбатту, что в Денвере у вас никого нет, и поэтому доктор Элкхарт не хочет оставлять вас без присмотра. Как только освободится палата, вас туда переведут – ночью будут наблюдать за почками, а утром снова осмотрят. Завтра мы пришлем сотрудника и вы напишете заявление о нападении и избиении.
Бремен закрыл глаза и медленно кивнул, а когда снова открыл их, то уже лежал на каталке в гулком коридоре. Часы показывали 4:23. Подошла женщина в розовом свитере, поправила на нем одеяло и сказала, что совсем скоро его перевезут в палату. Потом женщина ушла, и Джереми постарался снова заснуть.
Назвать полиции имя и адрес Фрэнка Лоуэлла – полный идиотизм. Утром они позвонят Лоуэллу, получат описание, и тогда Бремена арестуют и заставят отвечать на вопросы о сгоревшей ферме… А возможно, и о теле, найденном в болотах Флориды.
Джереми сел, не удержавшись от стона, и свесил ноги с каталки. И едва не свалился на пол. Он посмотрел на свои голые ноги и вдруг осознал, что на нем тонкая, как бумага, больничная сорочка. А на левом запястье – пластиковый браслет.
Бремен соскользнул с каталки, опустился на колени и здоровой рукой пошарил на полочке внизу. Там лежала его одежда – окровавленная и рваная. Пациент окинул взглядом коридор… Пусто, хотя из-за угла доносилось шарканье резиновых подошв… Потом он проковылял в туалет для персонала в конце коридора и стал одеваться, преодолевая боль… Наконец сдался и набросил рубашку поверх руки с поддерживающей повязкой. Прежде чем выйти из туалета, он порылся в баке для грязной одежды, выудил белую хлопковую куртку от униформы интернов и натянул ее на себя, понимая, что она не спасет его от холода на улице.
Выглянув в коридор, Бремен подождал, пока все стихнет, и быстро – как мог – пошел к боковой двери.
На улице шел снег. Джереми брел по переулку, не представляя, где находится и куда направляется. На небе, просвечивающем между темными утесами зданий, не было даже признака рассвета.
Глаза
Я не утверждаю, что Джереми и Гейл – идеальная пара, что они всегда соглашаются друг с другом, никогда не ссорятся и никогда не разочаровывают друг друга. Хотя случается, что телепатическая связь разделяет их, а не сближает.
Их близость подобна увеличительному стеклу, проявляющему самые мелкие недостатки. Гейл слишком вспыльчива, часто раздражается и еще чаще взрывается, и Джереми быстро устает от этого. Гейл бесит его неспешная скандинавская невозмутимость перед лицом даже самой нелепой провокации. Иногда они ссорятся из-за его нежелания конфликтовать.
В самом начале семейной жизни каждый из них приходит к выводу, что при вступлении в брак нужно проверять биоритмы, а не брать анализ крови. Гейл рано ложится и рано встает, а утро любит больше любого другого времени дня. Джереми засиживается допоздна, и лучше всего ему работается после часа ночи. Утро для него – настоящее проклятие, и в те дни, когда у него нет занятий, он редко просыпается раньше 9:30. Гейл предпочитает не устанавливать с ним мысленную связь, пока он не выпьет вторую чашку кофе, и даже тогда говорит, что это похоже на телепатический контакт с угрюмым медведем, не до конца проснувшимся после зимней спячки.
Их вкусы, дополняющие друг друга во многих важных областях, абсолютно не совпадают в других. Гейл любит читать и придает большое значение письменному слову, Джереми редко читает что-либо, выходящее за рамки его профессии, и считает романы пустой тратой времени. Он может бодро выйти из кабинета в три часа утра и с удовольствием смотреть документальный фильм, а у Гейл нет времени на документальные фильмы. Она любит спорт и осенью, по возможности, ходит по выходным на футбол, а на Джереми спорт навевает скуку, и он согласен с Джорджем Уиллом, который говорил, что футбол – это «осквернение осени».