Полый человек

А еще была первая подружка Донни, Фара, которая отправилась в бар, в район, где жили ниггеры, и которую изнасиловала шайка черных козлов, причем в конце они не ограничились своими членами – в ход пошли кулаки, ручки от метел, бутылки из-под кока-колы и даже острый конец монтировки, как рассказывала сестра Фары… и…

– Только не говори мне, что она умерла от изнасилования, – сказал Мередит Соломен, наклонившись в проход и забирая у Донни бутылку. Он говорил тихо, и язык у него заплетался, но Бремен отчетливо слышал его, словно находился в эхо-камере… Сначала медленное, пьяное выстраивание слов в мозгу бывшего шахтера, потом сами медленные, пьяные слова.

– Конечно, она умерла не оттого, что ее изнасиловали. – Эта мысль показалась Донни смешной, и он захихикал. – Фара застрелилась из обреза Джека Коу пару месяцев спустя… Она тогда жила с Боровом… и поэтому Джек нанялся на работу к парням, обслуживающим шоссе. Обоим всю жизнь не везло.

– Ну, обрез – не самый худший способ уйти, – прошептал Соломен, после чего вытер горлышко бутылки, глотнул и вытер рот – немного самогонки пролилось ему на подбородок. – Монтировка и все остальное не считаются, потому что это ее не убило. И все то дерьмо, о котором ты толкуешь, не идет ни в какое сравнение с тем, когда ты лежишь там, под землей, в миле от поверхности, и у тебя кончается воздух. Как будто тебя похоронили заживо. И это продолжается не один день.

Его собеседник хотел возразить, но Донна всхлипнула и дернула его за руку:

– Донни, милый, схватки опять стали чаще!

Парень протянул ей бутылку и подождал, пока она сделает большой глоток, а затем отобрал у нее выпивку и наклонился в проход, чтобы продолжить разговор. Бремен заметил, что интервалы между схватками сократились до одной минуты.

Выяснилось, что цель у Мередита Соломена не слишком отличается от цели Донни и Донны. Старик пытался найти в стране приличное место для смерти: такое, где власти достойно похоронят его косточки за счет средств графства. Он пытался вернуться домой, в Западную Вирджинию, но большинство его родственников умерли, уехали или не желали его видеть. К последней категории относились и дети – все одиннадцать, если считать двух незаконнорожденных от Бонни Мейбон. Поэтому Мередит искал гостеприимный штат и графство, где такой старый хрыч, как он, с легкими, похожими на два мешка с черной пылью, может бесплатно провести несколько недель или месяцев в больнице, а… когда придет время… к его костям проявят уважение, положенное косточкам белого христианина.

Донни пустился в рассуждения о том, что происходит с душой после смерти… Он верил в реинкарнацию, о которой узнал от зятя Донны, того, с кредитной картой… Яростный шепот двух пьяных мужчин перешел в яростный крик, когда Мередит принялся доказывать, что рай – это рай, и в нем нет места для ниггеров, животных и насекомых.

Впереди, через четыре ряда от двух спорящих пассажиров, сидел тихий, неприметный человек по имени Кушват Сингх, который читал книгу в мягкой обложке, освещаемую тусклой лампой индивидуального освещения. Слова книги скользили по поверхности его сознания: он думал о резне в Золотом храме несколько лет назад – индийские правительственные войска убили жену Сингха, его двадцатитрехлетнего сына и трех его лучших друзей. Власти заявили, что сикхские экстремисты планировали свергнуть правительство. Власти были правы. Теперь Кушват, уставший после двадцатичасового путешествия и предшествовавших ему нескольких бессонных ночей, повторял в уме список того, что он собирался купить в одном магазинчике рядом с аэропортом Хьюстона: пластиковая взрывчатка семтекс, осколочные гранаты, японские электронные таймеры и… если повезет… несколько переносных зенитно-ракетных комплексов, наподобие «Стингера». Достаточно, чтобы сровнять с землей полицейский участок, скосить толпу политиков, как острый серп косит пшеницу… Достаточно, чтобы рухнул на землю нагруженный под завязку «Боинг-747»…

Бремен прижал к ушам кулаки, но по мере того, как вдоль шоссе зажигались ртутные фонари, нейрошум становился громче. Когда они пересекли границу с Техасом, у Донны начались роды, и в последний раз Джереми видел их с Донни вскоре поле полуночи, на автобусной станции Бомонта: девушка лежала на скамье, корчась от боли, а ее дружок стоял рядом, широко расставив ноги и размахивая зажатой в кулаке бутылкой из-под самогонки Мередита. Бремен заглянул в мысли Донни, проложив телепатический луч сквозь фоновый шум, но тут же погасил этот луч. В сознании Донни Экли не было ничего, кроме обрывков его пьяного спора с Соломеном. Ни плана. Ни предположения, что он будет делать с женой и ребенком, который должен был вот-вот родиться. Ничего.

Джереми почувствовал панику и боль самого ребенка, как будто он… она… делала последнее усилие, чтобы появиться на свет. Сознание младенца прорезало серый туман нейрошума на автобусной станции, словно луч прожектора прорезает жидкий туман.