Полуночное танго

— Женька, ты все-таки порядочная зануда. — Марго беззлобно рассмеялась. — Если следовать твоей теории, то по-настоящему счастливыми могут быть только скопцы и монашки.

— У меня нет никакой теории. Оба мои экскурса в так называемую страну плотской любви принесли мне, мягко выражаясь, массу разочарований.

— Бог любит троицу.

— Нет уж. С меня хватит. Это у тебя еще все…

Я дремала под их разговор. Самолет шел на посадку. Мне не терпелось попасть домой. Все предыдущие годы я плакала, расставаясь с морем.

* * *

Славка сидел в плетеном кресле на нашей веранде. Рядом стояли костыли.

— Я узнал, прекрасная сеньорита, что вы прибываете сегодня из Акапулько. Мне не терпелось вас увидеть. Вы уж простите, если я некстати. — Он протянул мне большой букет махровых георгин, который прятал за спиной. — Мне очень жаль, но орхидеи доставить не успели. Говорят, во Флориде туман, самолет не смог вылететь по расписанию.

Я наклонилась, чмокнула Славку в щеку. И поспешила отвернуться, чтоб он не заметил моих слез.

— Славка у нас с утра, — шепнула мне на кухне бабушка. — Сосед ехал на работу и подвез его к нам на мотоцикле. Ему еще почти месяц в доспехах ходить.

Мы обедали на веранде — наша семья и Славка с дедушкой Егором. Все было бы как обычно, если бы взрослые не пытались изо всех сил избегать в разговоре имя Камышевского. Хотя, уверена, они только и думали о том, что с ним случилось.

Я помогла Славке спуститься в сад, и мы сели на скамейку под орехом. Было жарко, но день уже клонился к закату. И лето тоже. Я подумала о том, что в этом году мне уже, наверное, не удастся поездить на мотоцикле. Славка угадал мои мысли.

— Осень будет длинная и теплая. Вот увидишь. — Он постучал основанием костыля по бетону фонтанчика. — На следующий год я куплю машину. Права у меня есть. Ты с ходу научишься водить.

Я смотрела на крольчатник, который в мое отсутствие еще больше покосился и осел. Славка перехватил мой взгляд.

— Я сломаю его, когда снимут гипс. Там можно посадить георгины. Этот цветок любили рисовать в эпоху Возрождения. Обожаю картины старых итальянцев.

— Я тоже. Но пускай крольчатник стоит, пока сам не развалится.

Славка как бы невзначай коснулся моей руки и вздохнул.

— Я должен тебе кое-что сказать.

— Важное?

— Может, для тебя и не очень, но для меня да. Понимаешь, после той ночи в степи, когда мы с тобой пили шампанское и… — Он громко прокашлялся. — Ну, короче, я понял, что, кроме тебя, мне не нужен никто. И я… я решил порвать с прошлым. Ты простишь меня за то, что у меня было в прошлом?

— У тебя было что-то с Жанкой?

— Нет. Понимаешь… Хотя, наверное, это еще хуже, чем если бы у меня с ней что-то было. Это… это отвратительно. — Славка отвернулся и стукнул несколько раз по земле тяжелой гипсовой пяткой. — Она никогда мне не нравилась, но они звали меня на всякие пьянки-гулянки и просили снимать. Я тогда был совсем зеленым, и мне очень нравилось фотографировать всех подряд. Да и они платили за это. Помню, Камышевский отвалил мне полсотни за то, чтобы я пощелкал их с Жанкой в постели. Это было так отвратительно! Ты, наверное, никогда меня не сможешь простить.

Я положила руку Славке на плечо и сказала:

— Я тоже стала другой. После той ночи в крольчатнике.

Славка глянул на меня с опаской.

— Было так чудесно. Мне показалось, будто с меня вдруг слетела вся грязь. Я вдруг понял: даже если ты увидишь эти мерзкие фотографии, ты поверишь мне, что это все в прошлом. Я устроил бы из этой пакости грандиозный костер…

— Камышевский видел, как ты заходил к Жанке.

Славка судорожно вздохнул.

— Она была неплохая девчонка. Мне ее жаль. Но…

— Что?

— Это должно было случиться. Бабушка считает, Жанка была настоящей блудницей. Она думает, я с ней спал, и велит попросить у тебя прощения. Прости меня. Но только я никогда не спал с Жанкой.

Я глядела на огромный оранжевый шар закатного солнца. Купола собора сверкали червонным золотом, и моим глазам сделалось больно от этого яркого сияния. — Ты плачешь? — услышала я словно издалека Славкин голос. — Ты жалеешь о том, что произошло в крольчатнике?

Я замотала головой и закрыла глаза.

— Я жалею о том, что не узнала тебя.

— А я думал, ты узнала меня… Я сел на Росинанта и сделал несколько кругов вокруг собора, а потом покатил к спуску. Мне казалось, я взлечу. Мне очень хотелось взлететь и посмотреть на землю сверху. Но этот проклятый поворот возле ликероводочного стоил Росинанту разбитой фары и сломанного руля.

— Я так и думала, что на Маяковке ты оказался случайно.