– Если бы я был рыбой, – Брунольв впервые за все время посмотрел ей в глаза, – меня бы поймали и подали на обед Мегинбьёрну. И кто бы тогда достроил твою лодку?
Гедда на миг замерла от неожиданности, что он все же с ней заговорил, а потом громко рассмеялась. И он, наконец-то, улыбнулся ей в ответ.
Постепенно он привык, что она приходила, усаживалась рядом и начинала вслух мечтать о том, что же находится за поворотом реки, который уходил в линию горизонта. Пока он работал, она говорила:
– Знаешь, если взять достаточно припасов и одежды и поплыть далеко-далеко по реке, то можно попасть в теплую страну. Мой отец говорил, что там на деревьях растут сладкие ягоды. Они такие крупные и сочные, что можно утолить жажду, если съешь столько, сколько держишь в ладони.
Брунольв хмыкнул.
– А еще там есть хмельной напиток. Почти как наше пиво. Но его разводят водой, чтобы человек не падал на улице, как мертвый, если выпьет его, как он есть.
Брунольв сел рядом с ней, чтобы передохнуть.
– Ты выдумщица. – Сказал он.
– Нет. – Она замотала головой. – Так говорил мой отец. Там так тепло, что люди сеют больше нашего. И женщины ходят в платьях с открытыми руками. Вот, если бы ты построил большой корабль, мы бы отправились туда и забыли про холодные зимы.
– Твое место здесь. – Оборвал ее фантазии Брунольв.
– Я знаю. – Ответила Гедда. И мечтательная улыбка стекла с ее лица.
Такой он ее запомнил: сидящую на берегу, обхватившую свои колени. Тонкая шея вытянулась, напряглась худенькая спина. Словно маленькая птичка пыталась разглядеть: что же там, за прутьями клетки?
– Но, знаешь что, Брунольв? – Спросила она.
– Что?
– Теперь я знаю, чего хочу. Я все равно убегу отсюда. – Голос ее был тверд и полон решимости. – Скажешь ты моему мужу или нет. Жизнь не заканчивается за поворотом реки.
Сердце его замерло и покрылось коркой льда. Он знал, что должен был сказать.
***
Наконец, в один из тусклых дней, без привычного яркого солнца, которые были здесь обыкновением, Хельга показала ему помощников, которые вместе с ним должны были построить корабль. Они собрались у ее дома и ждали, что она скажет. Брунольв, Хельга и не отстававший от нее Фенрир, осматривали собравшихся. Около десятка человек сидели на земле, стояли группами, разглядывали того, кто, как сказала Хельга, подарит им всем свободу. Разные, но все как один, объединенные своим позором.
Геслинг, прятавшийся за деревьями, когда его товарищи сражались бок о бок, пока не упал последний из них, как он думал. Но кто-то выжил и донес.
Рев, попавшийся на краже запасов холодной зимой, пришедшей после засушливого, неурожайного лета.
Корп, разворошивший могилу богатого соседа в поисках захороненного добра.
Гнусные убийцы, воры, обрекшие на голодную смерть своих сородичей, трусы, бросившие своих друзей на поле боя. Брунольв слушал, как Хельга говорила о каждом.
– Почему ты выбрала их? – Спросил он, с презрением разглядывая свою команду.
– Для твоего дела не нужно быть героем. Ты-то должен понимать. – Она усмехнулась и посмотрела на него так, словно у них был общий секрет.
– О чем ты говоришь? – Сдавленным голосом, словно ребенок, пойманный матерью за руку в кладовой, произнес Брунольв.
– Ты знаешь. – Она продолжала смотреть на него с легкой улыбкой, блуждающей по губам. Брунольву чудилась в ней неприкрытая издевка. – Ты такой же, как они. Помнишь, Брунольв? Ведь ты – предатель.
***
Гости собрались на пир по случаю свадьбы Мегинбьёрна, но Гедда не вышла в просторный зал между двумя крыльями его дома, чтобы собравшиеся могли оценить выбор хозяина. Почему-то Мегинбьёрн решил отыскать ее сам и вышел из дома, не позвав с собой никого, кто мог бы сопровождать его. Он вышел наружу и тут же провалился в глубокий снег, устлавший все вокруг. Он собрался было вернуться обратно, но дома за спиной уже не было. Только снежная пустыня без единого строения и деревца. Ветер нес стаю мелких снежинок, которые кололи лицо и застревали в его бороде. Воздух вокруг был каким-то сизым и жидким, как молоко от больной коровы, и заполнен роящимися снежинками.
Он двинулся вперед, потому что надо было куда-то идти. Тяжело переступая ногами в плотном снегу, он шел некоторое время, часто моргая и обтирая лицо, пока не набрел на огромный провал, который словно делил землю надвое. Огромная яма была заполнена переплетенными корневищами исполинских деревьев, что было странно, поскольку над снежной равниной не возвышалось ни единого ствола. Приглядевшись, Мегинбьёрн увидел, что в этом сплетении, уцепившись за один из толстых корней руками и ногами, висит его отец. Глаза его были закрыты, будто он спал. Мегинбьёрн стоял на краю пропасти, скованный внезапно подступившим ужасом и разглядывал своего давно умершего отца, повисшего в корнях дерева. Вдруг отец открыл глаза и посмотрел на него взглядом, наполненным сизым воздухом, снежинками и ветром. Он сказал:
– Дай мне хлеба.
– Но где… – Растерянно начал Мегинбьёрн.
– Дай мне хлеба. – Требовательно повторил отец.