Полтавское сражение. И грянул бой

— Ты не прав, Иванку. Сейчас я поделюсь с тобой новостью, которую сама узнала только вчера, и ты будешь рассуждать по-другому. Гетман намерен отобрать у тебя три-четыре сотни казаков для охраны Борзны и Батурина от возможного нападения крымцев или отрядов короля Станислава Лещинского.

— Что? Отобрать у меня три-четыре сотни? Лишить почти половины полка? — вспылил Скоропадский. — И это в то время, когда ни в Стародубе, ни в окрестностях ни одного русского солдата, а к нему спешно движется один из лучших шведских генералов Лагеркрона? Кто знает, кто подойдет к городу раньше — русские или шведы? Возможно, мне придется со своим полком отбиваться вначале от Лагеркрона, а затем от всей шведской армии! Я отдал подготовке Стародуба к обороне всего себя, не даю сна и покоя всем горожанам от мала до велика, а гетман хочет оставить меня без половины полка в самый грозный час! Не бывать этому!

— Иванку, не горячись, — проворковала Марыся. — Подумай, что для тебя важнее: защитить припасы для царских войск или иметь близ Борзны и Батурина сильный отряд верных тебе казаков? Сбережешь ты для царя стародубские склады — ну и что? Точно так другие склады сберегут русские генералы или казачьи полковники, и твой подвиг будет расценен как заурядный поступок. К тому же, если тебе придется защищать город с царскими войсками, слава достанется тебе и их командиру... если достанется.

— Ты права — Стародуб мне придется защищать с царскими войсками, потому что они будут у него раньше шведских. Мне рассказывали, как ловко, выигрывая время при переправе через Днепр, генерал Левенгаупт направил князя Меншикова по ложному следу к Орше вместо Шклова. Нечто подобное с целью задержать шведов на пути к Стародубу проделаю и я с генералом Лагеркрона.

— Видишь, любый, славы в Стародубе ты не стяжаешь ни при каких обстоятельствах. Зато с тремя-четырьмя сотнями своих казаков под боком у готовящего измену гетмана, в чье логово у тебя имеется возможность беспрепятственно проникнуть, ты можешь сделать то, чего не сделает ни один человек из казачьей старшины и царского окружения. Слава и гетманская булава ждут тебя в Батурине, а не в Стародубе!

— Действительно, если иметь рядом с гетманом три-четыре свои отборные сотни, то, зная тайны батуринских подземелий... — Скоропадский расхохотался, расцеловал Марысю. — Королевна, ты подала мне блестящую идею, и я должен ее добре обмозговать.

Он лег на спину, забросил руки за голову, уставился взглядом в потолок. В другое время Марыся сочла бы такое поведение любовника смертельной обидой для себя, но сейчас была этому только рада. Думай-думай, казачий полковник, мечтающий стать гетманом, хотя, честно говоря, ты попросту напрасно переводишь время. Неужели вы, мужчины, не понимаете, что все мало-мальски умные поступки вы совершаете либо по прямому совету женщины, либо по ее якобы случайной подсказке? Поэтому, полковник, можешь сколько угодно морщить лоб и задумчиво пялить глаза в потолок — как и всякий мужчина, ты в результате своих глубокомысленных размышлений придумаешь какую-нибудь несусветную глупость. Но на твое счастье рядом она, Марыся, которая разубедит тебя в ней и ласково, ненавязчиво подтолкнет к принятию единственного правильного в данной ситуации решения — того, которое приняла сама. Так что думай, полковник, если тебе не жалко зря потерянного времени, а она пока займется более приятным занятием.

Марыся взяла недопитую Скоропадским бутылку токайского и вылила вино в свой кубок. Подняла его, подмигнула зеленым кошачьим глазам в углу. За наши с тобой здоровье и удачу, хозяин хаты! Она наполовину опорожнила кубок, закусила кусочком халвы, бросила в угол с желтыми огоньками сразу две сливы.

Услышав недовольное мяуканье, тихонько рассмеялась и снова подняла кубок.

Предлагаешь еще выпить, хозяин хаты? За что? Давай за то, чтобы у тебя было побольше таких хорошеньких и ласковых кошечек, как Марыся! Послушай, а вдруг ты не хозяин хаты, а ее хозяйка? Тогда пьем за мужчин, хотя они на редкость глупы и имеют еще кучу других недостатков. Но как еще можно почувствовать себя не только обольстительной, но и умной женщиной, если не рядом с глупцами-мужчинами, отчего-то мнящими себя вершиной мироздания?

Было далеко за полночь, однако гетман не спал. Сидел за столом, откинувшись на спинку глубокого кресла, и смотрел в темноту за расположенным напротив стола окном. Это было его любимое время, когда шумный с утра до позднего вечера дворец затихал, и он мог позволить себе роскошь побыть в одиночестве.