Полтава

Лето — ненадёжное. Да и его тепло уходит. Поля покрылись спасовыми бородами: жнецы связывают красными ленточками несколько несжатых колосьев на меже, как подарок полевым богам! Над опустевшими просторами аисты уже открутили свои бесчисленные «колёса». Отлетели в тёплые края острокрылые ласточки. Неустанными ручейками стекает с деревьев жёлтая листва...

Гетману становится хуже. Правда, и умирая, остаётся он верен государю: по-прежнему движутся в северные города обозы с зерном, и отары, направляясь туда, вытаптывают увядшую траву при разбитых дорогах. Всё это — продовольствие для царских войск, если война загремит поблизости. В северных городах — более всего в Стародубе и в Чернигове, сказывано, и даже в более южных — в Гадяче, в Ромнах — подсыпаны валы, вычищены старые пушки. Туда подвозят порох. От гетманских универсалов на монастырских да церковных стенах народ присмирел. Не угомониться лишь гультяям...

А вскоре громом ударила новая весть: враг на украинской земле! Очень лют. Сразу меч и огонь на непокорные головы. И твой зажиток — не твой. Возле Стародуба супостаты набросились на обозы торговых людей. Многие изрублены: и торговцы, и мирные жители. Город Кричев, говорят, залит горячей кровью.

Слухи долетают до гетмана, стоящего с региментом между Черниговом и Батуриной, — и к царю недалеко, и вся гетманщина под боком. А царь в письме приказал ему идти на соединение с генералом Инфлянтом, посланным с конницей на Стародубщину. Долго думает гетман, лёжа на постели. Наконец приказывает Орлику:

— Приведи, Пилип, сотников... Есть работа... Пора.

Сотники из сердюцких полков. Их зазывают поодиночке. Немного успокоившись, они слушают ясновельможного. А когда по его знаку генеральный писарь подносит для клятвы крест и Евангелие — глаза сотников вспыхивают огнём. Отчаянные головы грезят полковничьими перначами. И так много подарков получено — вот хотя бы сотником Гусаком или Ониськом... Орлик припоминает весенний разговор об этом Гусаке с полковником Трощинским. Добрый совет дан Трощинскому. Всё обошлось. Ни разу не вспомнил гетман о чернодубской церкви... Текут денежки с того поместья. А Трощинский передал от него в подарок генеральному писарю пару жеребцов — черти, не кони. И сотник Онисько тоже ходит гоголем... А за эту службу сотники надеются получить более щедрую награду. Гетман так и говорит каждому:

   — Хочешь видеть Украину свободной? Надёжно взбунтуешь поспольство — быстрей победим. Сейчас ожидаем царского приказа, как вол обуха. Что это за жизнь?

Орлик видит: гетман не боится предательства. Кто поверит сотникам, коли не было веры Кочубею? Сотники быстро уходят. Торопятся.

А только исчезает последний из них — гетман велит подготовить бумагу и каламарь и плотно закрыть дверь. Орлику всегда приятно гадать, что же ляжет по приказу властелина на белую поверхность.

Предчувствие не обманывает. После обыкновенных приветствий царю, умело скомпонованных, надо писать: как только народ узнал о приближении шведа, так все подняли головы. У всех одна мечта — отойти от его царского величества! К тому же известно, что здрайца Лещинский уже ведёт польские и шведские полки на Волынь, а турки с татарами вот-вот сделают инкурсию. На запорожцев надежды нет. Все жалобы заканчиваются просьбой как можно быстрее слать сюда регулярные войска, чтобы эти земли окончательно не выскользнули из рук его царского величества...

Очень довольный, хоть и усталый, Мазепа откидывается телом на подушки, закрывает глаза. За ним нечётко виднеются стены, обитые алтабасом и увешанные дорогим оружием. Такое же оружие и на гетманской парсуне, написанной зографом Опанасом. Такой же блеск.

   — Пускай почешет царь затылок, — не открывает гетман глаз. — А должен прислать войско. Сотники раздуют среди гультяев огонь. А пришлёт войско — все увидят, какой почёт нашим вольностям... Нет статьи в договоре Богдана с царём Алексеем Михайловичем, чтобы царские полки стояли на Украине. Пусть царь дерётся с гультяями. Расчищает нам дорогу.

Орлик улыбается: теперь ясновельможный не оставит замышленного. Он твёрдо решил отделить Украину от Руси. А там...

Проходит две недели. Широкая Десна несёт краснобокие яблоки, жёлтые груши. Плывут тыквы, луковицы. Вода подхватывает всё. Придеснянские хлопы, собирая позднюю гречиху, оставляют работу и подходят к воде. По левому берегу продвигается на север гетманское войско. Впереди полковники, старшины, музыканты. На ветру — хоругви. Только кто не видал гетманского войска? На речном плёсе среди бесчисленных дубков, лёгких челнов, плотов, всего того, на чём плавает человек, покачивается огромный паром. Против течения, вслед за войском, его тащат бредущие берегом медлительные волы. Десять пар. На пароме в красивой палатке, говорят интересующимся, находится гетман. Хочется ему исповедаться у Киевского митрополита, когда тот будет возвращаться из Москвы. А доплывёт ли?