«Полоцкий» цикл

До «прямого дела» так и не дошло. Проблемы со снабжением и стягиванием войск, в особенности обозов и наряда, вкупе с тайными интригами Сигизмунда сорвали планы Ивана Грозного. Не получив из русского лагеря известия о начавшейся смуте, и сам Сигизмунд не решился выступить. Чтобы хоть частично оправдать те усилия, которые были предприняты им и «партией войны» по сбору неслыханного доселе в литовской истории воинства (говорят, что в распоряжении Сигизмунда оказалось чуть ли не 35 000 или даже больше пехоты и конницы), великий князь решил отправить часть сил в экспедиции против окраинных московских замков и уездов.

Ула должна была стать целью одной из таких экспедиций. Расположенная рядом с местом впадения реки Ула в Западную Двину, почти на полпути между Полоцком и Витебском, крепость прикрывала с юго-востока подступы к Полоцку и одновременно создавала угрозу литовским крепостям Кривино и Сорица, с большим трудом воздвигнутых на Двине юго-восточнее Улы. Литовские «шпегки» внимательно следили за тем, что происходит в Уле и в её окрестностях, сообщая литовским воеводам о перемещениях русских войск в этом районе и вероятных планах русского командования. К примеру, 1 апреля 1567 года великий гетман литовский Григорий Ходкевич отписывал своему коллеге, брацлавскому воеводе и исполняющему обязанности дворного гетмана князю Роману Сангушко, что московиты собираются возобновить постройку замков на землях его королевской милости и для того собрали в Полоцке великое множество посошных людей. Спустя три недели он уточнил в новом письме детали готовящейся операции. По словам гетмана, неприятель намеревался построить замок в Чашниках, ещё один — «на Сорице, у пяти милях от Витебска», третий — на реке Саре, «у миле от Дрысы», и четвёртый — «на устьи реки Сволны, где впадывает у Дрису реку, в трех милях от замку Дрисы». Для этого оный неприятель московский «люд немалый, ездный, пеший и посоха на Нищи и на Уле зобрана», и та посошная рать уже «дерево вжо от килка недель готует, хотячи замки свои на кгрунте короля Его Милости». Сам собой напрашивался ответный ход: предпринять экспедицию к Уле, чтобы «срезать» эту больную «мозоль», столь беспокоившую своим присутствием и литовское командование, и местных литовских державцев, а заодно расшевелить обленившуюся шляхту, не изъявлявшую особого желания воевать настоящим образом, в поле, а не в шинках и корчмах.

^{Князь Роман Сангушко. Портрет XVIII век}

Для похода на Улу из собравшихся под знамёнами Сигизмунда II войск был выделен отдельный корпус, начало над которым получил жмудский староста и великий маршалок литовский Ян Ходкевич. По словам польского историка М. Плевчиньского, он имел 12 000 конницы и 6000 пехоты. Правда, белорусский историк А.Н. Янушкевич, ссылаясь на переписку Сигизмунда II с Григорием Ходкевичем, пишет о 2000 конницы и 6000 пехоты, и с учётом той задачи, которую предстояло решить пану старосте, эти цифры представляются более правдоподобными. Если наряд войск был по меркам того времени достаточно внушительным, то с артиллерией вышла незадача. Пытаясь заполучить в своё распоряжение сколь-нибудь приличный артиллерийский парк, жмудский староста и великий маршалок разругался с великим гетманом, так как

«наряд большой имал из Борисова у Григория Ходкевича сильно и пушку большую Витовтову».

Во всех этих хлопотах и дрязгах прошла бо́льшая часть января 1568 года, и только в конце месяца Ян Ходкевич, а также «ходившие» под ним Роман Сангушко и минский воевода и староста Гавриил Горностай вместе со всем своим воинством наконец-то были готовы к выступлению. В начале февраля литовская рать тронулась с места и начала свой марш к Уле.

Устройство Ульского замка

За всеми этими перипетиями литовского военного планирования мы совсем забыли про Улу. Посмотрим, что она представляла из себя к началу 1568 года, спустя год с небольшим после начала строительства. Крепость располагалась на месте, где уже была начата постройка литовского замка. Литовские строители под началом архитектора-венецианца успели выкопать ров, отделивший замок на мысу, образованном при слиянии Улы и Западной Двины, от материка. Склоны замковой горы, обращённые к воде, были покрыты каменной рубашкой. На большее у литовцев не хватило ни сил, ни времени: пришли московиты и завершили начатое уже на свой манер. Сохранились рисунок и гравюра, позволяющие в общих чертах представить себе, какой была Ула в 1568 году.