Пока в Москве, в городах и волостях шла эта внешне неприметная, но многотрудная и сложная работа, по ту сторону линии «фронта» Сигизмунд и его советники также готовились к новой кампании. Ещё в сентябре 1562 года пограничным городничим и ротмистрам был разослан королевский наказ — «наука», предписывавший им привести в порядок «стрельбу» и укрепления, обратить особое внимание на сторожевую службу на пограничье и отправку «шпегков» на неприятельскую территорию. В ноябре началась рассылка «листов военъных» «до хоружих и до шляхты», чтобы они «конъно, збройно, у барве, маючи тарчи, древа» сбирались на указанные в «листах» места и готовились «з Божею помочью (…) неприятелю нашему отпор чинити».
В попытке выиграть время — памятуя о том, как медленно и нехотя, «идучи не идяху», сбиралась поветовая шляхта для похода в Лифляндию в 1561 году, — а заодно и разведать, каковы намерения московского, Сигизмунд через радных панов отправил в Москву гонца своего, Сеньку Алексеева. Гонец должен был доставить грамоты «о том, чтобы они (московские бояре и митрополит Макарий) государю своему били челом и на то наводили, чтобы з братом своим з Жигимонтом-Августом королем похотел доброво согласия и на королевы бы послы дал свою опасную грамоту».
Иван Грозный передаёт литовским послам обидные списки о порубежных шкодах. Миниатюра из Лицевого сводаГонца приняли в Москве. От имени Ивана ему были вручены опасные грамоты для великих послов. В грамотах тех сказано было, чтобы послы поспешали «постановить» «доброе дело», пока московская рать не вступила в литовские пределы. Но чтобы гонец ненароком не выведал царский замысел, велено было его отправить обратно в Литву той же дорогой, какой он ехал в Москву, — через Тверь и далее в Юрьев — Дерпт. Ни Иван, ни его бояре не сомневались в истинном замысле Сигизмунда: по их мнению, «то все король делает ко царю и великому князю присылки неправдою, чтобы ему некоторое время чем попроизволочити, а х Крымскому царю поминки многие посылая, чтобы стоял на крестьяньство и крестьянскую кровь лил».
В самом деле, идти зимой в тысячевёрстный марш на север по заснеженной буранной степи к московским рубежам крымцам было несподручно. А за переговорами, глядишь, и весна, а весной просохнут степные шляхи, зазеленеет трава — и «царь» крымский решится на набег и тем самым если и не сорвёт, то затруднит задуманное предприятие. Кстати, стоит обратить внимание: летописец, записав под 27 ноября 1562 года новость об отсылке литовского гонца обратно, тогда же впервые указал и на цель военных приготовлений грозного царя — Полоцк.
Отправив гонца в сопровождении пристава в Тверь, Иван со своим братом Юрием, двоюродным братом Владимиром Старицким и с боярами посоветовался с митрополитом Макарием. Все вместе они вынесли приговор: «идти на недруга своего на Жигимонта короля Полского и великого князя Литовского за его многие неправды и неисправления». Не только за то, что в грамотах на царское имя допускаются «непригожие многие слова» и умаляется титул государский; за то, что вступился король в царскую отчину «Вифлянскую землю» и, взяв град Тарваст, многих ратных людей государевых побил и в полон увёл; за то, что посылает крымскому «царю» многие богатые поминки и наводит бусурман на христиан — но и за покровительство «люторской ереси» и гонения на «греческую веру» в королевских владениях.
Отстояв обедню в церкви святых Бориса и Глеба на Арбате, получив благословение митрополита Макария и взяв с собой «победоносные» и «чюдотворные» иконы и кресты, 30 ноября Иван в сопровождении блестящей свиты и своего двора выступил из Москвы в Можайск. Сюда он прибыл 5 декабря, за день до Николы осеннего. Полоцкая кампания была открыта.
Последние приготовления