– Ты же живешь сейчас в Бруклин Хайтс? – спрашивает Дэниэл. – У меня пиво кончилось, и у тебя – что у тебя там было – тоже. Я бы мог проводить тебя домой.
– Через мост? – с надеждой спрашиваю я.
– Через мост.
Я в восторге от такой перспективы. Конечно же, я соглашаюсь, и мы выходим из бара и движемся по маленьким улочкам к началу моста. Отсюда вид еще прекраснее – высоченные арки, начинаясь у наших ног, уходят прямо в небо. Пешеходная дорожка проводит нас над водой, и даже в этот час нам составляют компанию бегуны, велосипедисты, влюбленные. Жители Нью-Йорка живут своей жизнью.
– Знаешь, а я дважды прочел «Голодные игры», – неожиданно признается Дэниэл.
– Да?
– И у меня есть своя версия, почему у Китнисс проблема с Питом. – Я молчу, не очень понимая, о чем речь. – У нее была изначальная предрасположенность к Гейлу. С ним она взрослела, его всегда любила. Для нее просто невозможно увидеть другого человека чистым, незамутненным взглядом.
– А еще она поначалу ведет себя, как стерва.
– Да, но при этом она завидная партия. Тем не менее он был бы гораздо счастливее с женщиной, у которой нет привязок к другому мужчине.
– И если бы ему не надо было биться с подростками не на жизнь, а на смерть, он тоже был бы счастливее.
– И это тоже. Просто я хочу сказать, что, когда мы молоды, очень тяжело правильно выбрать объект любви. Зато когда мы взрослеем, это уже становится императивом.
Какое-то время мы идем молча.
– Как тебе кажется, у меня тоже есть предрасположенность?
– К бывшему мужу? Да.
– Я стараюсь от нее избавиться, – честно признаюсь я, опустив взгляд. – Я решила, что пришло время подать на развод.
– Вы все еще женаты?
– Формально – да.
Услышав эту новость, Дэниэл какое-то время ничего не говорит. Я его понимаю. Каждый раз, когда я говорю, что мое замужество – формальность, это звучит все более подозрительно. Наконец он говорит:
– Тогда нам точно лучше остаться друзьями.
Я отвечаю не сразу. Столько всего витает в воздухе – какая уж там полупрозрачная дымка! Прожекторы на мосту, огни Бруклина и оставшегося у нас за спиной города сливаются в зарево, которое отражается в океане стали и стекла. От начала моста до квартиры Талии идти недолго. Мы преодолеем этот путь молча. У входа Дэниэл обнимет меня на прощание, и я останусь одна – в раздумьях и замешательстве. Но пока мы все еще на мосту и я пытаюсь вдуматься в то, что он сказал и что я сказала, стараюсь прочувствовать, что сейчас этот мужчина, от желания к которому меня трясет и от чьих поцелуев у меня подкашиваются ноги, находится так близко ко мне. Его я действительно могу однажды полюбить, если не буду очень, очень осторожна.
– Ты прав, – говорю я после очень длинной паузы. – Хорошо, что мы остаемся друзьями.
Через пару дней после нашей с Дэниэлом прогулки по мосту Мэтт представляет мне нового кандидата.
– Ты должна его заценить, Эмич, – говорит он, и я улыбаюсь тому, как быстро он перенял обращение Талии. – Он остроумный, симпатичный, хорошо зарабатывает и определенно испытывает к тебе интерес.
– А в чем подвох? Он беззубый?
– Хватит комплексовать! Посмотри на себя. Мы всего-навсего купили тебе пару новых лифчиков и убрали брови, проходит всего каких-то две недели – и ты уже распрямилась, улыбаешься, и уроки йогалатеса творят с твоей попой чудеса.
Я пытаюсь извернуться и увидеть свою пятую точку.
– А кажется, что ничего не изменилось.
– Перестань напрашиваться на комплименты, – улыбается Мэтт. – Просто поверь мне. Мамспринга работает!
Его слова заставляют меня задуматься. Я долго не хотела этого признавать, но он прав – она работает. С тех пор, как родились дети, я не чувствовала себя собой. Уже пятнадцать лет я не могу похвастаться, что хорошо себя понимаю. У меня нет времени додумать собственные мысли, нет возможности провести в ванной десять минут и накраситься, потому что кто-то обязательно стучит в дверь. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как я последний раз обедала в хорошем ресторане за столом со скатертью, просыпалась утром и спрашивала себя и только себя, как я хочу провести этот день. Все эти годы я не обращала внимания на свои надежды и мечты. Я даже не могла позволить себе ежедневно принимать душ. Меня посещает ужасная мысль – а я вообще скучаю по детям?
Что за глупость! Конечно же, я скучаю по детям. Я же извожу их просьбами, чтобы они приехали ко мне в гости – и они обещали, что приедут, как только вернутся из лагеря. Я скучаю по своей настоящей жизни и очень хочу в нее вернуться. Мои дети – это мой мир. Моя работа – моя страсть. В Пенсильвании у меня есть все, о чем я могла мечтать.
Когда придет время, я с огромной радостью вернусь домой – туда, где мои дети препираются друг с другом, где я придираюсь к их одежде, где мы ездим на шахматные турниры, а я ношу рубашки поло с длинными рукавами по десять месяцев в году. Я снова буду падать с ног от усталости каждый вечер и не буду знать, хватит ли денег, чтобы оплатить все счета, и снова буду страшно и ужасно одинока.