Юхванкина изба была тщательно покрыта соломой съ барскаго гумна и срублена изъ св жаго св тло-с раго осиноваго л са, тоже изъ барскаго заказа, съ двумя выкрашенными красными ставнями у оконъ и крылечкомъ, съ нав сомъ, съ зат йливыми перильцами, выр занными изъ досокъ. С нцы и холодная изба были тоже исправны; но общій видъ довольства и достатка, который им ла эта связь, нарушался н сколько пригороженной къ воротищамъ кисти съ недоплетенымъ заборомъ и раскрытымъ нав сомъ, который видн лся изъ за нея. Въ то самое время, какъ Николинька подходилъ съ одной стороны къ крыльцу, — съ другой подходили дв женщины крестьянки, несшія ушатъ. Одна изъ нихъ была жена, другая — мать Юхванки. Первая была плотная, румяная баба, съ необыкновенно просторно развитой грудью, въ красномъ кумачевомъ платк , въ чистой рубах съ бусами на ше , шитой на ше и рукавахъ занав ск , яркой панев и тяжелыхъ черныхъ смазанныхъ котахъ, над тыхъ на толсто намотанныя онучи. Конецъ водоноса не покачивался и плотно лежалъ на ея широкомъ и твердомъ плеч . Легкое напряженіе, зам тное въ покрасн вшемъ и обильно вспот вшемъ ея лиц , изгиб спины и м рномъ движеніи рукъ и ногъ еще бол е выказывали ея силу и здоровье. Другой-же конецъ водоноса им лъ далеко не такую сильную и высокую опору. — Юхванкина мать была одна изъ т хъ старухъ, л та которыхъ невозможно опред лить, потому что он , кажется, дошли уже до посл дняго пред ла разрушенія въ живомъ челов к . — Корявый остовъ ея, на которомъ над та была черная изорванная рубаха и безцв тная панева, былъ буквально согнутъ дугою, такъ что водоносъ лежалъ скор е на спин , ч мъ на плеч ея. Об руки ея съ искривленными пальцами, которыми она держалась за водоносъ, были какого-то темно-бураго цв та и, казалось, не могли уже разгибаться; понурая, м рно качавшаяся голова, обвязанная какимъ-то тряпьемъ, носила на себ самые тяжелые сл ды глубокой старости и нищеты. Изъ подъ узкаго лба, съ об ихъ сторонъ котораго выбивались остатки желто-с дыхъ волосъ, изрытаго по вс мъ направленіямъ глубокими морщинами, тускло смотр ли въ землю красные глаза, лишенные р сницъ, длинный носъ казался еще больше и безобразн е отъ страшно втянутыхъ щекъ и впалыхъ безцв тныхъ губъ. Одинъ огромный желтый зубъ выказывался изъ подъ верхней губы и сходился почти съ вострымъ подбородкомъ; подъ скулами и на горл вис ли какіе то м шки, шевелившіеся при каждомъ движеніи; дыханіе ея было громко и тяжело, но босыя, искривленныя ноги — хотя волочась, но м рно двигались одна за другою. —
Юхванка былъ не родной ея сынъ, а пасынокъ. 5 л тъ онъ остался сироткой съ братомъ своимъ Алешой дурачкомъ. Вдов оставили мужнину землю, и она одна своими трудами кормила сиротъ. Управляющій взялъ Юхванку къ себ , научилъ граммот , а потомъ отдалъ на миткалевую фабрику. Вдова осталась одна съ Алешой и, не переставая трудиться, довела хозяйство почти до цв тущаго положенія. Когда Юхванка уже сталъ на возраст , вдова взяла его, женила и передала ему землю и все свое имущество. «Прим рная мачиха», сказали бы в нашемъ быту, а у крестьянъ иначе и не бываетъ. Этаго еще мало: когда Юхванка сталъ въ дом хозяинъ, мачиха поняла, что она ему въ тягость — не трудно было ей о томъ догадаться, потому что, что на сердц , то и на язык у простаго челов ка. Юхванка можетъ быть не разъ намекалъ ей объ этомъ. — Чтобы не сть даромъ хл бъ, мачиха не переставала трудиться по сил , по мочи. «Сноха женщина молодая — надо ее пожал ть», говорила она себ и старалась исполнять всю трудную работу въ дом . Но сноха не жал ла ее: часто посылала туда, сюда и даже выговаривала ей. — Старуха не думая о томъ, что все, что было въ двор : скотина, лошади, снасть — все было пріобр тено ею, безропотно повиновалась и работала изъ посл днихъ силъ — «какое прим рное самоотверженіе», сказали бы въ нашемъ св т , а у крестьянъ иначе и не бываетъ. У нихъ челов къ ц нится по польз , которую онъ приноситъ, и старый челов къ, зная, что онъ уже не зарабатываетъ своего пропитанія, старается т мъ больше, ч мъ меньше у него остается силъ, чтобы хоть ч мъ нибудь заплатить за хл бъ, который онъ стъ. Зато безд йствіе, желчность, бол зни, скупость и эгоизмъ старости неизв стны имъ такъ же, какъ и низкій страхъ медленно приближающей[ся] смерти — порожденія роскоши и праздности. Тяжелая трудовая дорога ихъ ровна и спокойна, а cмерть есть только желанный конецъ ея, въ которомъ в ра об щаетъ блаженство и успокоеніе. Да, трудъ — великій двигатель челов ческой природы; онъ единственный источникъ земнаго счастія и доброд тели.