Полное собрание сочинений. Том 2

– Это, конечно, верно, но чтобы нас не трогали, с этим надо как-то бороться, а государство…

– Да что ж ты привязался к этому несчастному государству?

– Государство виновно, что создало такие условия, а значит, оно же теперь и должно создать другие условия, чтобы можно было честно зарабатывать, чтобы воровать не хотелось.

– Чушь! Чем больше денег, тем больше воруют, это аксиома.

– Не, Майор…

– А что, не будут воровать, что ли? На халяву, да ещё и с таким «наказанием» как сейчас, какой дурак не захочет нормально подзаработать?

– Верно.

– Все эти условия– это не решение.

– А что же тогда решение?

– Ты знаешь мою точку зрения. Наказания надо строже делать; наказывать их надо, а не направлять на путь истинный. Расстрелять одного-другого…

– Майор, ну мы же цивилизованные люди…

– Вот и мучайся тогда со своей цивилизованностью. А так – покажи, что власть есть, так покажи, чтоб все заткнулись, и всё. Ни один же дурак под топор не полезет.

– Это только всех озлобит.

– Это всех успокоит.

– Не, Майор, правда, это же не война,– в этот раз Борька был солидарен с Дмитричем.

– Эх, была б война, я давно бы уж всех перестрелял, без суда и следствия.

– Не, ну так нельзя; а если кто-то там не заслуживает такого наказания, а ты «расстрелять», это же…

– Да что ж ты…– всплеснул руками Майор.– Заслуживает. Да даже если и…

– Давай.

Выпили.

Майор зажевал кусочком хлеба и достал из пачки сигарету.

– О чём я там?

– Расстрелять ты там кого-то хотел.

– А, да. Так вот, даже если он и не заслуживает смерти, всё равно одна сволочь стоит десятков нормальных людей.

– Ну, не десятков, конечно.

– Да так уж и не десятков? Сколько у нас за год убийств?

– Ну не всех же один убил, а наказывать вы хотите именно одного и…

– Зато остальные заткнутся, вот в чём суть. Сколько жизней в таком случае может…

– Это…

– …сохранить эта одна несчастная смерть?

– Майор, ты давай разливай лучше.

– Борь…

– Ты разливай, разливай.

Майор не любил, когда его перебивают, но стаканы всё-таки налил.

– Поехали.

Выпили.

– Но это не метод,– продолжил Дмитрич,– так ничего не исправишь.

– Ой, Дмитрич… Только так и можно что-либо исправить.

– Нет, нельзя.

– Да что ты…

– Нельзя, я тебе говорю.

– Дмитрич!

– Ну что…

– Мужики, мужики…

– Ладно, расскажу я вам одну историю. Я это ещё никому не рассказывал, да и вы помалкивайте, ясно?

– Само собой.

– Был у меня случай на войне…

– Это война.

– Да какая разница? Разве что острее всё, ярче, суть-то одна.

– Ну ладно, ладно.

– Дмитрич, не перебивай.

– Да я уже молчу.

– Вот и молчи.

– Да я…

– Так вот.

Все замолчали.

– Так вот, был у меня случай на войне. Послали меня командовать одним там блокпостом, а там, на этом блокпосту, чуть ли не каждый день то прибьют кого-нибудь, то ранят, короче, ужас, да и только, а по соседству с этим блокпостом стоял аул, и всем было ясно, что боевики-то все из аула из этого, а доказать никто ничего не может. Нападут на колонну, через десять минут дома, через пятнадцать всё уже попрятано, и ходят все как ни в чём ни бывало. А командир, который до меня там был, тоже вроде вас– всё правды добивался. Его, кстати, в конце концов пристрелили. А я-то тогда с характером был, крови не боялся, проблем тоже, это сейчас меня жизнь пообтесала, а раньше…

– Майор, не отвлекайся.

– А, ну да. И вот однажды нападение на колонну. Ну, пока приехали, боевиков, конечно же, уже и след простыл, ну мы в аул, обыск там и всё такое, и находят, значит, мои ребятки в погребе у одного деда пацана, лет семнадцати, наверное, а пацан этот раненый, пулевое ранение, кровь прям…

– Короче.

– Короче, пристрелил я его вместе с тем дедом перед всем аулом.

Все молчали.

– И что же потом?

– Потом? Тишина, спокойствие, ни одного нападения. И что, по-вашему, я не правильно поступил? Я убил всего одного урода, ну двух, хотя этот второй, кстати, сам был виноват, зато сколько жизней наших ребят я сохранил? Разве это не правильно? Разве десятки наших молодых пацанов не стоят этих двух уродов? Стоят, ещё как стоят. В конце концов, это – элементарная математика. Вот только так и надо бороться со всякой там сволочью. Это очевидно, это правильно, и никто не переубедит меня в обратном.

Сейчас Дмитрич даже и не знал, что сказать.

Борька поднял стакан.

– Давай, за справедливость.

– …так что не надо, я свои права знаю,– Мирошкин вызывающе посмотрел на Антипова.

Буров хотел было сказать что-нибудь нехорошее в адрес подозреваемого, но почему-то передумал.

– Свободен.

– До свидания.

Мирошкин уверенно вышел из кабинета.

– Во охренел!– всплеснул руками Буров.– Его, того гляди, посадят, а он ещё…

– Да кто его посадит? У нас же, по сути, никаких нормальных доказательств, одни догадки; может, это и вообще не он сделал.

– Может и не он,– вынужден был согласиться Буров,– но всё равно, не нравится он мне.

– За то, что не нравится, пока не сажают.

– Не, ну по таким нары точно плачут. Правильно Дубов говорит, если знаешь наверняка, то и нечего бумажки перебирать.

– Ну, насчёт этого типа мы наверняка не знаем.

– Насчёт этого– да, но отдельных личностей я бы расстрелял вообще без суда и следствия.

– Во ты беспредельщик, оказывается,– улыбнулся Антипов.