Полное собрание рецензий

Любой психолог и даже простой практик скажет вам, что пренебрежительный суффикс тут неуместен и привносит оттенок неаккуратности. Если уменьшительного не подобрать, – приличней был бы какой-нибудь соблазнительный синоним, ведь русский язык так правдив и могуч. Но «Таверна парфюмеров» – обозначение, которым предпочитают пользоваться другие персонажи профессора Ирвина, – по-моему, еще хуже.

Такой уж у них вкус – южный, с позволения сказать:

«– Мне суждено любить тебя, и я тебя люблю. Ты нужна мне, – и к тому же моей гадюке необходимо выпить в твоей таверне. Это пагубное пристрастие неизлечимо.

– Все эти гадюки и таверны – сущий вздор! – Перизада рассмеялась. – Это просто-напросто гаремный фольклор… Тебе наверняка просто нравится вкус, только и всего!»

Эта книга – будто бы первый том предполагаемого собрания сочинений. Рад бы ошибиться, но сдается мне, что мистер Роберт Ирвин принадлежит к таким писателям, у которых первый том – самый лучший, да и там интересней всего начало первой вещи, а по правде говоря – ее название.

Берлинские тайны

Мина Полянская. Музы города

Mila Polansky. Die Musen der Stadt

Берлин: SupportEdition, 2000.

Очень даже милая книжка. Лирическое литературное краеведение. Помните, дорогой читатель, как мы с вами – в том числе, предполагаю, и г-жа Полянская – охотились когда-то за очередными выпусками серии бывшего Лениздата: «Такой-то (классик или герой, но чаще всего писатель) в Петербурге – Петрограде – Ленинграде»? А еще раньше вышел толстый, полезный том – «Литературные места Петербурга – Ленинграда» – много-много статей – или, если угодно, очерков с адресами…

Теперь такие очерки, как и любые другие, называются – эссе. В книге Мины Полянской, под скромной обложкой и слишком звонким названием, их шесть, причем каждый напечатан по-русски и по-немецки. Как бы пробные образцы, намекающие на проект, весьма и весьма, по-моему, заманчивый: этакий какой-нибудь альбом типа – Литературные места Берлина. Или экскурсионное бюро… Как минимум – набор открыток… Рисунки Ольги Юргенс, кстати сказать, симпатичные: тщательные, с настроением. Разве что портрет Достоевского слегка подгулял. И мальчик на велосипеде у дома, где в 1815 году квартировал Э. Т. А. Гофман, – точно с неба свалился. Остальное – отчетливо хорошо.

Клейст в Берлине. Гофман в Берлине. Тургенев… Достоевский… Набоков… Горенштейн… Что ж, интересно. Литературные места надо знать. Верней, не надо, но сто́ит: образ, вцепившись в адрес, возвращает вымысел к памяти. Есть люди, склонные к такой игре; она им не надоедает.

Мина Полянская не ограничивается перечнем адресов и дат, ни даже изложением приуроченного к ним биографического эпизода. Однако исторический так называемый колорит – вкусный воздух времени, разные мелочи обихода, роковой для выделенного фрагмента идеологический сюжет – тоже не очень ее занимают (а жаль). Она разбавляет собранные факты – известные и не очень, в любом случае занятные сами по себе – пересказами подходящих к случаю текстов (это куда ни шло), а также собственными суждениями, восклицаниями, риторическими вопросами, даже иногда фиоритурами как бы художественными, – вот это совершенно зря.

«Загадка вот в чем: почему порой чиновничьи, бюрократические города пробуждают гениев, таких, как Гоголь, Достоевский, Кафка и Набоков, почему тоталитарные режимы столь богаты талантами, такими, как Булгаков, Платонов, Маркес и Борхес?»

Лично я на такой глубокомысленный вопрос не нахожу достойного ответа – и предпочел бы в очерке о Набокове найти несколько конкретных черт Берлина 30-х – состояние тогдашней прессы – или общественного транспорта – действовала ли карточная система, – да мало ли что – хоть что-нибудь. Что это значило – жить в Берлине при Гитлере и отчего автор романа «Bend Sinister» так долго терпел? (Между прочим, сам этот роман кое-что разъясняет – но «Музы города» о нем молчат.)

Увы, именно в частностях эта книга близорука. Что Берлин! Вглядитесь-ка в петербургский абзац, да еще с претензией на пластичность: