Полное собрание рецензий

Необыкновенно поучительно – сравнить его последний параграф с кодой «Смерти» Владимира Янкелевича. Эта кода, как вы догадываетесь, красочна, лирична, похожа на улыбку сквозь слезы, и все такое; стремительный, бурный шепот:

«Я уже знаю, что не знаю ничего… однако это знание и незнание есть знание одной и той же тайны; знание незнающее ведает о неведомом: прежде чем узнать, мы знаем, что узнаем нечто простое, исключительно простое, по-бергсоновски поражающее своей ослепительной простотой; простое, как здравствуй и прощай; настолько простое, что когда мы это откроем, то удивимся, как мы раньше об этом не догадались».

Подбрасываемые шары мелькают с такой скоростью, что образуют в воздухе как бы иероглиф: ничего не сказано, а призрак смысла возник; кандидат философских наук П. В. Калитин – автор предисловия – называет это «стилем не-бытийного философствования».

Лично я предпочитаю скрипучий голос Чанышева: «Человек приходит из небытия и уходит в небытие, так ничего и не поняв».

То-то и оно. Все эти труды тщетны. Философия лучше бы отдохнула. Басня И. А. Крылова «Крестьянин и Смерть» или диалог Бориса Шергина «Прение Живота и Смерти» бесконечно содержательней любых трактатов. Не то чтобы смерть становилась благодаря поэтам понятней, – но жизнь милей.

Омары на льду

Эрих Мария Ремарк. Земля обетованная

Erich Maria Remarque. Das gelobte Land

Роман/Пер. с нем. М.Рудницкого. – М.: Вагриус, 2000.

Кто из европейцев не любил Ремарка – тот, считайте, проспал двадцатый век. В России, в Германии таких – большинство: их сон оберегала тайная полиция.

О да! – никаких иллюзий: с каждым можно сделать все; сопротивление бесполезно; человек беспомощен, народы глупы; ад прорвался в историю и стал бытом; злобный кретин победил навсегда; побежденные спасаются паническим бегством – погибая на бегу…

Но пока их сбивают в последнюю лагерную колонну, – пока их убили не всех, – побежденные успевают, представьте, разменять шутку или даже поцелуй, поделиться случайным куском, глотком алкоголя, философской цитатой. Что-то они такое помнят, что стоило любви, ради чего стоило жить, – что-то из такой культуры человеческих отношений, где безжалостное насилие – хоть и неотразимый аргумент, но все-таки презренный… Некоторые даже не совсем отрешились от забавных предрассудков – вроде того, что музыка или там живопись как бы подсказывают линию поведения – и якобы некрасиво их предавать – и якобы вообще предавать – некрасиво, и будто бы кто-то – хоть кто-то один – не предаст ни за что, и, значит, есть кого уважать…

Словом, не для Гитлера чтение, не для Сталина. Мифология обреченных. Опера благородных нищих.

«Земля обетованная» – последний роман Ремарка, предсмертный. Похож на «Триумфальную арку», на «Лиссабонскую ночь», – все та же беженская мостовая – только декорации другие: Нью-Йорк, и на календаре – сорок четвертый год. Кое-кто все-таки добежал, переплыл океан, уцелел, выжил, – теперь страшно только ночью, и то лишь во сне, – а днем немецкие эмигранты бродят по благополучной стороне планеты, скучливо изучая беспечных туземцев, – и оживают лишь вечером, среди своих: за рюмочкой, в застольном вздоре, маскирующем ненависть и отчаяние; потому что, кроме отчаяния и ненависти, все вздор. На самом деле это все те же «Три товарища», то есть – «Три мушкетера», а еще точней – романы Ремарка одушевлены игрой в Атоса и д’Артаньяна: два облика вечной мужественности в рыцарской дружбе.

На этот раз д’Артаньяна зовут Людвиг Зоммер. Впрочем, это не настоящее имя: он прибыл в Америку по чужому паспорту. Молодой, стройный, остроумный, меланхоличный, с трагическими воспоминаниями… Понятно, что все прочие персонажи к нему добры, тем более что и они – наши старые знакомцы: взять хотя бы портье в отельчике «Мираж» – сметливого и щедрого алкоголика из русских дворян… Или эту изящную и насмешливую, но такую беззащитную девушку (фотомодель, чья-то содержанка, прежний любимый пропал на фронте – но теперь одиночеству сердца конец) – Марию Фиолу, по направлению к которой герой движется так медленно, так долго…

Он искусствовед-любитель, но выдает себя за профессионального антиквара, в каковом качестве и подрабатывает, что позволяет автору нас развлечь действительно прелестными разговорами о персидских коврах, китайской бронзе, французской живописи. С какой неистовой нежностью этот мнимый Зоммер и его собеседники влюблены в т. н. мировую культуру! Словно это все, что у них осталось, и словно это осталось только у них… Должно быть, Ремарк часто и в подробностях представлял себе, как варвары взрывают дверь последнего музея.