Полное собрание рецензий

«Последнее мгновение – возможно, единственное наше превосходство над смертью до того, как вечное небытие потопит все; и мы делаем вид, будто в бесконечно малом существовании мгновения есть еще о чем думать. Увы! Этот микроскопический осколок существования, эта песчинка, этот прах и атом длительности, это почти-ничто – все же часть посюстороннего мира. 〈…〉 Сама смерть не заставляет понимать смерть, она заставляет понимать жизнь; иными словами, мгновение смерти не говорит ничего о судьбе смерти, мгновение смерти говорит только о прожитой жизни, смысл которой и высвобождается с кончиной; оно объясняет то, что было, но не провозглашает того, что будет…»

Сказано энергично и красиво, но ведь это всего лишь вариация старинных тем, и довольно банальных: пока мы живы, смерти нет – финал выявляет структуру фабулы – и прочее такое… Но дочитаем этот пассаж:

«Как ни близко нам удается подойти к мгновению смерти, мы все же остаемся во времени. С самого рождения мы не переставали рассматривать смерть с точки зрения жизни, оценивать ее живыми глазами. Мы не бываем „во время“, мы бываем „до“. Мы движемся по кругу. Свет отражается на посюстороннем последнем мгновении; оно, следовательно, не прозрачное стекло, через которое мы увидим пейзажи потустороннего мира и скрытое лицо нашей судьбы, а, скорее, зеркало, которое отбрасывает на нашу жизнь свой собственный образ. Ни в коем случае невозвратимое не оставляет нам отблесков света другого существования… если только такой свет существует…»

Цитата длинная, но краткого периода в книге Владимира Янкелевича вы не найдете: у этого автора удивительный объем легких и необъятный словарный запас. В этом и состоит ценность книги: тут нет философских открытий, мистических прозрений, даже нет личной боли, – зато реализована яркая связная речь, опровергающая общие места – противоположными общими местами.

Автор – очень и очень талантливый говорун – или оратор, как вам угодно. Ему нравится реконструировать лакуны в трюизмах обыденного сознания: ведь прямая, соединяющая каждое сказуемое с каждым подлежащим, состоит из бесчисленных точек, из которых, в свою очередь, каждая может быть выражена элегантной фразой, к тому же вращающейся, как флюгер.

В результате книга превращается в грандиозное предложение, выговоренное единым духом, без малейшей запинки; это похоже на цирковой номер жонглера-канатоходца. Истина непостижима, и смерть ужасна, с этим ничего не поделать, – но вы только взгляните, как подробно, пылко, внятно и непросто я умею про это сказать!

Без сомнения, это самое жизнерадостное сочинение из всех, когда-либо написанных на данную тему, вообще-то смешную не особенно.

Кое-кто писал короче и грустней. Например, Арсений Чанышев, читавший в советское время лекции по истории философии в Московском университете. Его «Трактат о небытии» написан в 1962 году, опубликован в 1990-м. Сорок пять параграфов, слов тысяча с небольшим. Чуть ли не все логические сальто-мортале Янкелевича здесь предвосхищены. Вот, например, как изящно доказывает Чанышев, что небытие первично: «Небытие как самопричина отрицает само себя. Небытие небытия есть бытие. Для этого порождения не нужно ничего, кроме небытия».

Этот советский профессор называет себя человеком небытия, – и вот его этика: «Человек небытия мужествен. Его мужество – это мужество быть несмотря на ничто, а не только несмотря ни на что. Он понимает, что всякая ситуация преходяща, он видит ничтожество всякой ситуации на фоне просвечивающего сквозь нее небытия, он смело смотрит вперед без надежды и отчаяния…»

Конечно, этому как раз не верится. Чанышев, похоже, записал свою философию небытия, пребывая именно в отчаянии.