Полное собрание произведений в одном томе

Здесь он, Слейтон, самый рядовой бизнесмен. И он прекрасно видел, что до лидеров здешнего мира, настоящих акул и тигров алмазно-золотого бизнеса, ему уже никогда не дотянуться. А вот этого он вынести не мог. Его натура именно такова и есть, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, как говаривал некогда Юлий Цезарь. Но ради этого первого места Слейтон готов был терпеть любые испытания годы, годы и годы. И он терпел.

— …Так получилось, что я свел дружбу не дружбу, но тесное знакомство с одним из тамошних тузов. Очень своеобразный тип!

Он не успел ничего больше сказать, а Реджинальд мысленно ахнул, и по изменившимся лицам Вивиан и Борисова понял, что те ахнули примерно так же.

И конечно, вождь успел это заметить.

— Что такое? Никак… сталкивались с кем-то похожим?

— Да, — вынужден был признать Гатлинг. Супруги переглянулись, и Реджинальд спросил: — А как звали вашего алмазного туза?

Слейтон внимательно посмотрел на Реджинальда и осторожно, как бы на ощупь, промолвил:

— Его звали Ланжилле. Морис Ланжилле.

* * *

— …Черт возьми! — никак не мог успокоиться Борисов. — Вот уж верно у нас говорят, что мужик задним умом крепок. — Вот теперь вся игра как на ладони. А я в ней — пешка!..

В длинной жаркой беседе шаг за шагом прояснилась картина сложной многоходовой игры, начавшейся лет около десяти тому назад. А может быть, чуть раньше или позже. Во всяком случае, задолго да знакомства Слейтона и Ланжилле.

Невозможно отрицать, что Слейтон — исключительно наблюдательный и сообразительный человек. Общаясь с Ланжилле, он пришел к безошибочному выводу, что лукавый француз как айсберг: на поверхности видна очень незначительная часть его жизни. А большая, она же главная, не видна никому, кроме него самого.

Сначала Слейтон думал, что эта невидимая миру жизнь течет лишь в области экономически-криминальной. Время от времени в Катанге случались всякие странные события, вроде бесследного исчезновения людей, как старателей-одиночек, так и хозяев крупных шахт. Был и исчез, и концов не найти. И подозревать некого. Но совершенно без всяких фактических оснований острое чутье Слейтона, как стрелку компаса, так и тянуло в сторону Ланжилле. И без всякого осуждения, напротив, с сумрачным одобрением: так ловкач смотрит на ловкача, обставляющего лихие дела так, что комар носа не подточит.

— Это было давно, — не преминул оговориться неандертальский президент. — Теперь бы я, конечно, смотрел иначе…

По лицу Симпкинса было видно, что он не верит в это, но промолчит.

Ну а что касается наблюдений Слейтона, то они захватили его. Он стал присматриваться внимательнее, а так как способностями к анализу не обделен, то вскоре перед ним начала разворачиваться еще более захватывающая гипотеза: да ведь Ланжилле-то этот, бестия, похоже, играет в некие шпионские игры!..

Мысль захватила его, прямо-таки не давала покоя. Он превосходно понимал, что вздумай он хотя бы намекнуть миллионеру о своем интересе к данной теме — и можно головы не сносить. Понимал. Но с этим пониманием схлестнулась остро-сладкая, режущая потребность в риске: ну попробуй! Что тогда будет? Ну давай!

Это так пряно будоражило мозг, что Слейтон сознавал, что в какой-то миг да не удержится. И не удержался.

На одной грязноватой вечеринке, с вином, женщинами и немного с марихуаной, они с Ланжилле оказались наедине, оба хмельные, размягченные, завели вполне приятельский разговор, посмеялись. Тогда бывший островитянин и решился.

— Послушайте, мсье Ланжилле! Хочу спросить вас кое о чем. Но…

— Можете без «но», друг мой! — легкомысленно брякнул нетрезвый француз. — Не смущайтесь!

Слейтона смутить было трудно, однако и расстаться с жизнью он не спешил. И все же азарт перевесил.

— Ну хорошо, — помедлив, сказал он. — Но при одном условии: если я ошибаюсь, будем считать, что этого разговора не было. Согласны?

Мсье как будто малость протрезвел.

— Предположим, — сказал он.

Ну и тут Слейтон спросил прямо, прямее некуда: скажите, дорогой Морис, а вы никак не связаны с какой-либо из разведок? Еще раз говорю: я — как могила! Никто ничего никогда не услышит, и если что, этого разговора просто не было в природе, только и всего…

Слейтон несколько торопливо проговаривал все это и видел, что он перешагнул Рубикон. Ланжилле долго и молча смотрел на любознательного собеседника, видимо, трезвея окончательно. И даже цвет глаз у него как будто изменился, потемнел. Слейтон почти физически ощутил, как стремительно и холодно работает мысль магната.

Наконец он разомкнул уста.

— Вот что, друг мой, — сказал он суховато и сдержанно, как начальник подчиненному. — Приходите-ка завтра ко мне часов эдак… да в полдень ровно и приходите. Знаете ведь мой дом?

Слейтон ни разу у алмазного короля не был, но не знать дом того в Катанге было невозможно: изящный, с безупречным вкусом выстроенный в норманнском стиле дворец. Мысль тоже заработала бешено: не пойти?.. нет, лучше этого не делать. Пойти… что будет, неизвестно, но придется пойти.

— Хорошо. В полдень?

— Да.

* * *