Полночный путь

У Шарапа со Звягой за полтора десятка лет татьбы в степях половецких выработалось особое чутье на опасность; даже среди глухой ночи, с приближением опасности, вдруг внутри что-то тренькало, вроде как тетива, когда охотник на охоте напарнику сигнал подает. Но в эту ночь проспали спокойно, Шарап проснулся сам, когда приспело время менять Звягу. Звяга, будто улитка, втянул голову в пышный ворот тулупа, и вскоре оттуда понеслось тихое похрапывание. Как ни старался Звяга отучиться храпеть во сне, но не храпел он только во время походов в поля половецкие, дома храпел потихоньку. Шарап поднялся повыше, оперся спиной о передок саней, оглядел двор, синий в свете полной луны. Кони спали тут же у коновязи. Шарап обеспокоено пригляделся; лежа на снегу, конь запросто может застудить легкие. Но, нет, кони тоже не дураки — улеглись на остатках сена.

До третьих петухов оставалось всего ничего, когда Шарап вдруг заметил смутную тень, спускающуюся с высокого крыльца. Скрипа двери слышно не было, хотя Шарап точно помнил, когда вечером входил в избу, дверь скрипела так, что уже тогда Шарап подумал — хозяин сущий скопидом, даже на смазку петель масло жалеет. Тихонько высвободив лук, Шарап наложил стрелу на тетиву, и держа лук горизонтально, подождал, пока тень поравняется со столбом, поддерживавшим навес над крыльцом. Стрела глухо стукнула в столб — тень замерла. Шарап проговорил спокойно:

— Стой где стоишь, а то вторая стрела у тебя в заднице торчать будешь, тогда уж шибко не побегаешь…

Высвободившись из тулупа, Шарап не торопясь пошел к крыльцу. Он думал, что это будет кто-то из работников, но это оказался сам хозяин. Лицо его от страха сделалось совсем белым, и выделялось во тьме бледным пятном, окладистая борода почему-то сама собой скаталась в жалкую сосульку. Шарап встал перед ним, держа лук со стрелой на тетиве в опущенной руке, и молча смотрел. Хозяин вдруг медленно осел сначала на колени, потом и вовсе сел на утоптанный снег, замогильным голосом прошептал:

— Они ж меня убьют… Они всех убьют; и детушек, и баб, и работников, если вы не пойдете завтра поутру…

Шарап раздумчиво проговорил:

— Значит, если завтра поутру мы не покажемся на пути, они явятся сюда?

— Явятся… И все пожгут… И всех убьют… — при этом голова у него моталась так, будто шея его уже была перебита. — А помочь некому; купеческий обоз лишь к вечеру подойдет. А можа, и вовсе сегодня никто не придет…

Шарап протянул недоверчиво:

— Какие-то неправильные тати… С чего это татям постоялый двор жечь? Своего же соглядатая жизни лишать? Ну, умные путники раскусили его — не убивать же за это… Можно следующий обоз подождать…

— Озлились они, оголодали! — у хозяина вдруг прорезался голос, видать решил, что расправа откладывается.

— Ну, и чего ты предлагаешь? — Шарап задумчиво смотрел на него сверху вниз, и ни злости не было, ни сочувствия: просто, вялая мысль вертелась в голове, что, коли слаб духом и телом, сиди в городе, за стенами, довольствуйся малым доходом…

— А идите с Богом! И пусть поможет вам Бог!..

— Ага, значит, наших баб и малых — под стрелы подставлять, а тебе, шкура, весь прибыток?!

— Да нет у них стрельцов знатных! Вооружены неплохо, да только мечами, да топорами! Луки — у двоих, или троих…

Шарап спокойно сказал:

— Ладно, иди в избу… — оглядел двор, Звяга уже с луком стоял на крыше конюшни, и внимательно оглядывал окрестности, на фоне светлеющего неба он отчетливо выделялся. Шарап помахал ему рукой, сказал: — Слезай, пока никто не нападает…

Из тулупов выпростались Батута с Ярцом, подошли к Шарапу, с крыши соскочил Звяга, деловито спустил тетиву своего лука; берег он его пуще глазу, никогда не позволял чтоб тетива лишнее время утомляла дерево.

Звяга жизнерадостно протянул:

— Отсидимся, отстреляемся… А там, глядишь, купеческий обоз подойдет…

Шарап проворчал:

— Как же, отсидишься тут… С татями схлестнуться — эт тебе не с дружинниками воевать. Те прут на тебя стеной — стой крепко, да мечом маши порасторопнее. А эти норовят исподтишка, да из засады… А тут и обороняться не шибко сподручно: гляди, тын высокий, а без заборол. Как стрелять? Сидя верхом на тыне?

Ярец проговорил:

— Пойдемте сначала поедим, а потом будем судить да рядить…

Звяга ухмыльнулся:

— Во, Ярец всегда дело говорит!

В избе уже плавали запахи наваристой мясной каши. Стряпуха с помощью приезжих женщин готовила еду на всю ораву. Старшие пацаны сидели на лавке у стены.

Шарап проворчал благодушно:

— Проспали?

Огарок один ответил:

— Мы на пару с Прибытком не спали; через горницу в сени он не проходил… Изба то крестовая, да здоровенная. Можа у него потайной ход в сени имеется?

— Ладно… — Шарап кинул тулуп на лавку, прошел к столу, добавил: — Вы в тепле спали, идите кто-нибудь стражу постойте, с крыши конюшни все окрест видать. Да самострелы из рук не выпускайте.

Пацаны переглянулись, сыновья Шарапа и Звяги поднялись, и принялись одеваться.

После еды старшие вышли во двор, Шарап хмуро оглядывал утоптанный, испещренный кучами конских яблок, квадрат, образованный избой, конюшней и сараями. Тын был только с одной стороны.