Удинаас поклонился Урут.
– Да, госпожа.
– Возьмешь мазь для рук, – сказала Урут.
– Спасибо, госпожа.
Процессия двинулась в большой дом.
Удинаас смотрел на рыбу, на ее глаз. Потом ковырнул его пальцем.
Сэрен Педак стояла под дождем на берегу, глядя на бесконечный поток воды, которую ливень превращал в колючую серую кожу; волны с шипением бросались на берег и таяли на гладких камнях.
Ночь выползла из вычурных теней, накрыв деревню шалью молчания и тьмы. Сэрен думала о рабах-летерийцах.
Ее народ был удивительно готов к капитуляции. Свобода была священным алтарем, к которому просители стремились всю жизнь, царапая ногтями гладкий пол, пока кровь не забрызгает блестящий безупречный камень; но этот алтарь оставался недоступным для смертных. Любая жертва была оправдана ее именем – священным именем свободы. И все же Сэрен знала, что богохульство – ложное преступление. Свобода – не бог, а даже если бог, если она обратила лицо к своим поклонникам, то выражение этого лица обманчиво.
Рабы-летерийцы не были должниками. Они выполняли понятные обязанности, получая за работу еду и кров. Они могли жениться. Рожать детей, которые не наследовали долги своих родителей. Число обязанностей не росло, не поглощало все время. В целом потеря свободы почти ничего не значила для ее сородичей.
Вот девушка по имени Пернатая Ведьма. Словно колдунья из далекого прошлого – нелепо одетая, зажатая, со странными, как все старинное, манерами. Она будто вышла из древних историй. Прирожденная заклинательница плиток, которая занимается гаданием, чтобы служить обществу, а не чтобы набить кошелек. Наверное, имя утеряло свое значение среди этих рабов. Судьба выкладывалась грязной, потрескавшейся дорожкой, разворачивалась ужасной мозаикой перед ней – женщиной-ребенком с прикрытыми капюшоном глазами, следящей за страшным ритуалом.
Услышав за спиной хруст гальки, Сэрен повернулась и увидела раба, присевшего на корточки у воды. Он окунул ладони в холодную свежую воду, словно хотел спрятаться в полном окоченении.
Заинтересовавшись, Сэрен Педак подошла к нему.
Он бросил на нее настороженный, боязливый взгляд.
– Аквитор, у эдур это тяжелые часы. Слова лучше не произносить.
– Но мы ведь не эдур? – спросила она.
Раб вынул руки из воды, и Сэрен увидела, какие они красные и опухшие.
– Эмурланн сочится здесь из-под земли, аквитор.
– Тем не менее мы – летери.
Он сухо улыбнулся.
– Аквитор, я – раб.
– Рабство. И свобода от долга. Как тебе обмен?
Он сел; вода капала с пальцев. Дождь прекратился, из леса наползал туман.
– Долг остается, аквитор, и висит над каждым летерийским рабом, хотя этот долг выплатить нельзя.
Сэрен, пораженная, уставилась на него.
– Но это безумие!
Он снова улыбнулся.
– Почему простое рабство должно все изменить?
Сэрен помолчала, изучая человека, скорчившегося у края воды. С виду вполне привлекательный, но теперь была видна давящая его тяжесть; ни он сам, ни зачатые им дети не смогут избавиться от клейма. Это ужасно. Это… по-летерийски.
– Тут есть рабыня, – сказала она, – по имени Пернатая Ведьма.
Он словно вздрогнул.
– Да, местная заклинательница плиток.
– Сколько поколений предки этой женщины жили рабами у эдур?
– Наверное, пару десятков.
– И дар сохранился? В мире Куральд Эмурланна? Потрясающе.
– Правда? – Он пожал плечами и поднялся. – Когда вы со своими компаньонами будете гостями Ханнана Мосага, Пернатая Ведьма будет метать плитки.
Дрожь охватила Сэрен Педак. Она резко вдохнула и сделала медленный выдох.
– Это очень… рискованно.
– Мы знаем, аквитор.
– Теперь я понимаю.
– Мне нужно работать, – сказал он, не поднимая глаз.
– Конечно, я тебя задержала. Надеюсь, тебе не попадет.
Он еще раз улыбнулся, но промолчал.
Она проводила его взглядом.
Бурук Бледный, завернувшись в дождевик, грелся у костра нереков. В стороне стоял Халл Беддикт, накинув капюшон.
Сэрен встала рядом с Буруком и посмотрела на жалкие язычки пламени, дым от которых неторопливо поднимался в воздух. Ночной холод продирал аквитора до костей, мышцы шеи задеревенели, за глазницами притаилась головная боль.
– Сэрен Педак, – сказал со вздохом Бурук. – Мне нехорошо.
Она многое расслышала в его слабом дрожащем голосе.
– Долгое и дальнее путешествие, – ответила Сэрен.
– И в итоге я стою тут, у болезненного костра. Я не такой дурак, чтобы не понимать своих преступлений.
Халл за его спиной хмыкнул.
– Преступлений уже совершенных или будущих, Бурук Бледный?
– Нет смысла делить, – ответил торговец и выпрямился. – Сегодня мы станем гостями Ханнана Мосага. Вы оба готовы?
– Формальности, – сказала Сэрен Педак, – не главное, что нас ждет, Бурук. Колдун-король собирается высказать недвусмысленную позицию. Мы услышим предупреждение, которое должны будем передать делегации.