Полночь! Нью-Йорк

Она достала телефон, но писать не стала, набрала номер и услышала голос Лео: «Здравствуйте, это автоответчик Лео Ван Меегерена, но он, скорее всего, давно храпит в своей кровати или пошел выгуливать…»

Она дождалась сигнала и оставила сообщение:

– Чем ты занят в эту минуту? Хочу знать… А ты хочешь? – Она хихикнула. – Скажи, если да. Потому что… Потому что…

Две минуты спустя пришло сообщение от Лео:

Лео: Ты пила?

«Вот дерьмо, – подумала она, – неужели и по телефону слышно? Не лучшая идея – общаться подшофе, старушка…»

Она засмеялась и написала:

Лоррен: Настолько заметно?

Через тридцать секунд:

Лео: Слегка. Праздник продолжается?

Она представила, как он сейчас забавляется, ухмыльнулась и выдала залпом, не дожидаясь ответов:

Лоррен: Нет, закончился. Слава богу…

Уже вернулась.

Ты прав, я злоупотребила.

Немножко.

Лео: Плохо тебе?

Лоррен: Сами догадайтесь, господин Разумник.

Лежу на диване.

Расстегнула пуговицы на джинсах.

Хочешь знать зачем?

Шокирован?

Хочу тебя.

Она подождала. Минуту, две. Пять. Еще немного… Нет ответа. Никакого гадского ответа…

– Кто тебе пишет? – поинтересовался Тим.

– Никто.

23

Достань пистолет из ящика.

Kidepo, «August in New York»[98]

На северо-востоке Лонг-Айленда, омываемого Атлантическим океаном, тянется бесконечная череда пляжей и дюн, живописных деревень и роскошных особняков, любимое место отдыха нью-йоркских знаменитостей – Хэмптонс.

У Ройса Партриджа III была здесь вторая резиденция, если точнее – в Западном Хэмптонсе, на Фезер-лейн: тысяча двести квадратных метров жилья, десять комнат, девять ванных комнат, восемь каминов, винный погреб, бассейн, спа-зона, теннисный корт с травяным покрытием и розарий. Отец оставил ему все это хозяйство, когда переселился в Калифорнию с четвертой женой. Ройс обожал Хэмптонс. Особенно ему нравилось иметь в соседях Роберта Дауни-младшего, комика Джерри Сайнфелда и Алека Болдуина.

В тот день его жена и три дочери уехали обедать «К Пьеру» в Бриджхэмптон в надежде встретить какую-нибудь знаменитость, а он предпочел остаться дома, в приятном одиночестве, и расслабиться, разгуливая в трусах и сером хлопчатобумажном свитере. Подручные остались в Нью-Йорке – Ройс никогда не брал их с собой в Хэмптонс: они выглядели бы неуместно на фоне здешнего пейзажа и раздражали бы его жену. Ройс наводил страх на окружающих, а сам мог никого не бояться.

День выдался хмурый, гулять по пляжу не хотелось, вода в Атлантике была холодной и серой, как листовая сталь, поэтому Ройс разделся и лег в машину для загара.

Из беспроводных наушников лилась «Прелюдия № 1 до мажор» Баха. Ройс включил тревожную кнопку, начал засыпать, и тут по ушам ударили децибелы хеви-метал.

Это что еще такое?!

Ройс выдернул наушники, резко выпрямился, оттолкнул колпак лампы. И увидел их. В свете ультрафиолета, извергаемого аппаратом, они напоминали призраков. Имен их он не знал, но понимал, с кем имеет дело.

– Вам известно, кто я такой?

Самый высокий из незваных гостей улыбнулся, его спутники, крепко сбитые коротышки, остались невозмутимыми. «Ирландская мафия… – подумал Ройс. – Лица незнакомые. Из Бостона?»

– Что вам надо?

Они схватили его за руки и за ноги и вытащили из аппарата.

– Отпустите меня, придурки! Вы не понимаете, во что ввязались!

Его понесли по коридору, он увидел ванну, наполненную водой со льдом, и запаниковал. Ройс понял, что злоумышленники дождались ухода миссис Партридж и девочек, после чего набрали льда на первом этаже, пока хозяин дома слушал Баха. Дело плохо. Эти парни – профессионалы.

– Что вам нужно?! – выкрикнул он дрожащим голосом, задохнулся, рухнув в ледяную воду, и разинул рот в немом крике.

– Холодно тебе? – спросил тощий Коннор Костиган.

– А сам как думаешь? – огрызнулся Ройс.

Костиган наклонился, и Партридж услышал сначала лязг, потом низкое гудение и свист. Он дрожал всем телом и клацал зубами, кожа на теле полиловела.

– Сейчас согреешься.

Ройс Партридж III выпучил глаза, увидев желтый огонек паяльной лампы. Ирландец повернул колесико, и пламя поменяло цвет на голубой, а мучитель надел очки сварщика.

– Чего вы хотите? – пролепетал Ройс, лишившись всякого апломба и выбивая зубами дробь – то ли от холода, то ли от страха, а может, от того и другого одновременно.

Коннор Костиган поднес раскаленный наконечник к груди Ройса, тот вжался в эмалированное дно ванны, но четыре сильные руки не дали ему ускользнуть.

– Чего вы хотите?! – проорал он.

Партридж уже чувствовал кожей жар пламени, и тут ирландец сказал:

– Ты отцепишься от художника.

Художника? Какого еще художника? Ах да, Ван Меегерена…

– Того, который делает фальшаки?

– Ты оставишь его в покое, – повторил Коннор.

– Ладно. Договорились!