Поллианна взрослеет

– Да, он объяснил мне: для того, чтобы дом стал родным домом, нужна женская рука и детский смех. Он сказал так, когда предлагал мне поселиться у него. А я нашла ему Джимми, чтобы он взял его к себе вместо меня.

– Джимми?

Миссис Керю посмотрела на девочку с испугом, который всегда появлялся в ее глазах, как только она слышала это имя в любой его форме.

– Да, Джимми Бина.

– Джимми Бин… Вот как… – произнесла миссис Керю с облегчением.

– Да. Он жил в сиротском приюте и сбежал оттуда. А я его нашла. Он сказал, что хочет настоящий дом с мамой вместо воспитательницы. Матери я ему не нашла, но устроила его к мистеру Пендлтнону, а мистер Пендлтон его усыновил. Теперь Джимми зовут Джимми Пендлтон.

– А раньше он был… Бином?

– Да, он был Джимми Бином.

– Вот как… – повторила миссис Керю, на этот раз задумчиво вздохнув.

После той новогодней вечеринки миссис Керю частенько приходилось видеться как с Сэди Дин, так и с Джеми. Прибегая ко всяческим ухищрениям, Поллианна обеспечивала им очередные приглашения, и миссис Керю к собственному удивлению не способна бывала помешать их визитам. Поллианна же искренне верила, что, давая согласие, миссис Керю чувствует некое удовлетворение. Никто не мог бы убедить девочку, что миссис Керю на самом деле ничуть не одобряет эти посещения и никакого удовольствия от них не испытывает.

С другой стороны, следует заметить, что в течение этих дней и недель миссис Керю узнавала много такого, о чем раньше, по собственной воле замкнутая в четырех стенах, не имела представления. В частности, она узнала, каково приходится одинокий молодой девушке в большом городе, когда она вынуждена сама зарабатывать себе на хлеб, и никому до нее нет дела, кроме разве что тех, кто приличных девушек до добра не доводит.

– Что вы тогда имели в виду? – решилась как-то спросить миссис Керю у Сэди. – О чем вы говорили тогда в супермаркете, упоминая о помощи девушкам?

Сэди густо покраснела.

– Боюсь, я была непочтительной, – извинилась она.

– Пустое. Вы только объясните, о чем шла речь: я с тех пор не прекращаю думать над вашими словами.

Собравшись с мыслями, Сэди начала с некоторой горечью в голосе.

– Мне тогда вспомнилась одна знакомая девушка. Мы с ней родом из одного города. Она была и красивой, и порядочной, но, возможно, не очень сильной. В первый год здесь мы с ней вместе снимали комнату. Варили яйца на одной газовой горелке, ели на ужин рагу или рыбные тефтели в дешевой столовой. Вечерами особо нечем было заняться. Разве что прогуляться по вашей Коммонвелт или сходить в кино, если находились лишние десять центов. Нередко мы просто оставались в своей комнате. Но в ней сидеть было не слишком приятно: летом жара, зимой стужа. Газовый рожок светил так слабо, что ни шить, ни читать не представлялось возможным. К тому же, мы обычно бывали настолько уставшими, что ничего и делать не хотелось. Этажом выше, над нами, пол был нестерпимо скрипучим, а под нами жил парень, который учился играть на корнете. Вам приходилось слышать, как учатся играть на корнете?

– Вроде бы нет, – ответила миссис Керю.

– Ну, вы не так много потеряли, – сухо отметила девушка.

Помолчав немного, она продолжила.

– Иногда на Рождество и другие праздники мы выходили на прогулку по вашему бульвару и другим фешенебельным улицам и глазели на освещенные окна, в которых хозяева забыли задернуть шторы. Нам казалось, наверное, что нам станет не так одиноко оттого, что мы увидим нормальную домашнюю обстановку, счастливую семью, ярко освещенные комнаты, где на ковре играют дети. Хотя на самом деле нам делалось еще хуже оттого, что мы лишь острее чувствовали, как безнадежно мы оторваны от нормальной жизни. Еще труднее нам было видеть, как в роскошные автомобили садятся молодые люди и девушки, смеясь и весело болтая. Мы тоже были очень юными и, естественно, нам тоже хотелось болтать и смеяться. Нам хотелось развлечений… И постепенно в жизни моей подруги завелись эти развлечения.