Полюби меня такой

Следующий всплыв с глубины сознания сопровождается только болью в груди. Низ живота слабо даёт о себе знать, а в голове, кроме тумана ничего не осталась. Думать и пережёвывать о случившемся никаких сил нет. Жалею, что вышла за Андрея замуж? Нет! Он подарил мне Алёшку! Жалею, что не рассмотрела его гнилую душонку? Да! Если-бы знала, давно развелась и привлекла-бы к процессу Максима! А всё, что случилось — плата за ошибку. Большая плата, но в сравнение с мировым уровнем незначительная. Поэтому основная задача забыть и не омрачать этим дальнейшую жизнь. В спокойном смирении я пошла в мать. Она всю жизнь всех прощает и высасывает счастье из любой хрени. Мать её всю жизнь ремнём воспитывала — ей было тяжело справится с большим количеством детей, брат бухал и руки распускал — плохая генетика, муж гулял и не уважал — недостаточно любви и ласки со стороны жены. А так все вокруг белые и пушистые. Просто обстоятельства мешают проявиться пушистым качествам. И я такая-же дура. Но так легче оберегать душу от окружающего дерьма.

Джей по-прежнему сидит у моей кровати, поглаживая руку и прожигая щенячьим взглядом. Капельницу и провода убрали, пищащий звук перестал простреливать тишину палаты.

— Сколько я спала? — хриплю наждачным горлом.

— Часов двадцать. Выспалась поди? — шутит мой американский подарочек. — Пить?

— Да, — с удовольствием поглощаю прозрачную жидкость из трубочки. — Как мой малыш?

— Скучает. Но Даша с Алёнкой его развлекают. По крайней мере отец так сказал.

— Ты всё время сидел здесь? — приподнимаю руку, дотрагиваясь до колючей щеки.

— Я же сказал ни на шаг не отпущу, — отшучивается Джейк. — С собой носить пока нельзя, приходится сидеть.

— Я счастлива, что ты здесь, со мной, любимый, — тепло затопляет грудь, и хочется сказать всё, что накопилось внутри.

— Я счастлив, что я здесь с тобой, любимая, — прижимается губами к ладошке. И нежный, голубой взгляд с вкраплениями бирюзы, обволакивающий меня. Моя Доминикана.

— Марина Денисовна, как вы себя чувствуете? — прерывает наши голубые нежности Борис Евгеньевич, главный врач сего царства.

— Всё хорошо, Борис Евгеньевич. Дышать только больно и слабость к кровати прижимает, — пытаюсь отвечать бодро.

— Ничего, ничего. Рёбра срастятся и болеть перестанет, — улыбается он. — Сейчас психолога к Вам отправлю.

— Зачем мне психолог? — недоумеваю я.

— Как зачем? Вы, Марина Денисовна, стали жертвой бытового насилия. В таких случаях беседы с психологом очень помогают, — просвещает мой недалёкий мозг.

— Я не стала жертвой не бытового насилия, а совершённой глупости, — пытаюсь спокойно донести свою точку зрения. — И в этом случае мне помогут в моей семье. Кстати. Я очень хочу, как можно быстрее попасть в свою семью. Когда меня выпишут?

— Через час осмотр у гинеколога и, если он не против можете отправляться на выписку, — на этих словах Борис Евгеньевич покидает палату, недовольно качая головой.

— Рин. Ты уверена, что тебе не нужен психолог? — осторожно интересуется Джейк.

— Уверена, — твёрдо стою на своём. — Любовь и нежность близких всё поправят.

Гинеколог порадовал отсутствием серьёзных повреждений и сохранением всех детородных функций. Хорошо, что мой герой успел вовремя и не дал Андрею поработать своим агрегатом в полную силу. Отделалась несколькими разрывами, которые очень быстро затягиваются. Так что через два часа на руках у Джейка я отправляюсь домой, тискать своего сынулю и вытирать слёзы с соплями и мамы с сестрой.

Дома встречают, как вернувшуюся с войны. Не хватает баяна и балалайки. Джейк зарывает меня в подушки на диване и аккуратно располагает мои ноги у себя на коленях. Чета Орловых замирает на этом действии.

— Я же говорю, два косолапых придурка, — первой отмирает мама. — Вы-ж на ногах хреново держитесь, а когда падаете, хватаете что не попадя. А дальше по драконьей схеме. Что схватил, то и утащил.

— Мы же не мусор хватаем, а лучшее что есть в России, — встаёт на защиту отпрыска Макс.

— Орлов! Чтоб больше никаких родственников со слабостью в ногах и крепостью в руках рядом с моими детьми не было! Ноги переломаю! — возмущается маман, а мне так нравятся их перепалки.

— Да ладно, любимая. Не заводись, — обнимает со спины, целуя в висок. — У меня только племянница восемнадцатилетняя осталась. А лет через семь можно крестника на новогодние каникулы позвать. Ну а пока пускай руки укрепляет.

На это мама только вздыхает, а я смотрю на своего американского толи придурка со слабыми ногами, толи дракона с крепкими руками, и счастье распирает грудь, или сломанные рёбра. Хрен его знает. Алёнка с малышом на руках вплывает в комнату и отдаёт свою ношу моему дракону.

— Эй. Медвежонок. К маме медведице пока нельзя, — Джей сажает его нам на ноги и вытирает сопли. Я в ауте! Золотой мальчик вытирает моему сыну сопли? Если в Америки все отпрыски богатых семей такие — милости просим в Россию. У нас ещё столько малышей с соплями бегает, на всю родину бургеров хватит.

— Аль. Как ты тут без меня со всеми справлялась? — улыбаюсь сестре, перехватываю у неё чашку кофе.